Приход Никольского храма г.Моршанска

историческая справка

 

ЦЕРКОВЬ НИКОЛАЯ ЧУДОТВОРЦА

СЛОБОДЫ БАЗЕВО

      История скромного маленького xpaмa Николая Чудотворца в слободе Базево - целый огромнейший пласт в иcmopuu Православного Моршанска. Возникнув еще в глубокой древности, он на протяжении нескольких веков несет Слово Господне многочисленным поколением своих прихожан. Особенно неоценимо его значение, так как в отличие от всех остальных храм практически не прерывал своего действия даже в самые страшные для нашей Родины и церкви годы, благополучно пережил государственную политику богоборчества во время которой дал Русской церкви и неразрывно связал с собой молитвенно целый сонм новомученников и подвижников. Скольких еще видели его стены, сколькие npoизносили в нем свою молитву Всевышнему наверное так и останется для нас неведомым.

     Являясь в послевоенное время единственным открытым храмом на территории города, он стал хранителем православных традиций старого Моршанска донеся их до наших дней, не дав пресечься обычаем  предков казалось бы таким хрупким, но на самом  делe прочнее стального каната связал воедино дни минувшие и нынешние.

 

 

     После присвоения селу Морше в 1779 году статуса города, началась ее перепланировка. Согласно ей были специально оставлены свободные площади вокруг всех храмов. Можно с огромной долей уверенности предположить, что уже тогда вокруг Никольской церкви располагалось кладбище. 6 ноября 1781 года населенный пункт был поделен на четыре части, из которых третья - сохранила имевшееся древнее название Базиевской.

     Трудно сейчас сказать с полной точностью откуда появилось название слободы. По одной из версий Базево (или по старинному Базиево) производное от слова «баз»  т.е. место где содержится скот. Несмотря на то, что слово «баз» свойственно лишь отдаленной от нас южной части Руси (оно вполне могло быть принесено сюда поселенцами-казаками, стоявшими в древности на рубежах Дикого поля)  гипотеза имеет право на существование из-за своего удобства для скотоводчества. С запада от Базевской улицы - главной артерии слободы  был большой луг, который в XIX веке рассекла прямая линия, домов слободы Громок. С востока за алтарем приходского храма в направлении слободы Коршуновки и ныне расстилается большой луг, где до середины XX века пасли скот не только Базева и «городской» (так на окраинах по сей день называют центр), но и Коршуновки и Громка. Да и люд здесь исстари жил полусельский: работал в городе на предприятиях и по найму, занимался кустарным промыслом, не держал по-крестьянски большое подворье. Некоторые обрабатывали арендованную и полезную надельную землю. Тем и жили. Числились все пригородными крестьянами. Многие хозяйства были зажиточны, о чем до сих пор свидетельствуют добротные каменные дома. Производств и мастерских на территории слободы не имелось. Купцов и богатых людей к началу XX века в Базеве так же фактически не было. Коренными фамилиями здесь по праву считаются Галкины, Байгузовы и Крухтановы: их предки были первыми поселенцами этих мест. Немало старост прихода вышло из названных родов. 

     Слободу от города отделял водоотводный вал. Немногочисленные дома вдоль него в начале XX века именовались улицей Привальной. Главная улица, Базевская, на которой стоит храм, начиналась от столбцов одноименной заставы. Она служила важной магистралью: по ней шли подводы по Старой дороге через села Устьи и Карели на Шацк. Сворачивала трасса на восток, огибая церковь. Тупиковая, оставшаяся в стороне часть улицы до ж/д линии в народе именовалась Куток. В начале улицы ее пересекал Рогатый или Рогаточный переулок. По некоторым данным названный так потому, что, начинаясь из одной точки с Привальной улицей, они расходились в стороны «как рога». В этом месте (ныне улица Школьная) располагалось большое добротное деревянное здание местной Земской школы.

      От западной паперти церкви, перпендикулярно Базовской улице и слободе Громок, пролегла улочка к Новому приходскому кладбищу, именуемая Церковным переулком (ныне ул. Тургенева).

     Здесь на перекрестке стояла небольшая деревянная часовенка (против дома № 105 по Крупской - посвящение установить не удалось). Неугасимая лампада горела перед висевшим на часовенке образом, и оберегали строеньице всем миром. Эта была граница приходов Феодоровской и Никольской церквей. Сломали часовенку сразу после револю­ции, а полуразрушенный фундамент выступал из земли еще в начале 1960-х годов.

     Местность где обосновалась слобода болотистая, и по сему здесь имеется целая сеть ирригационных каналов, по которым вода до сих пор стекает на восток к Цне. Первоначально приходское кладбище располагалось возле храма, и как уверяют старожилы, занимало всю площадь вокруг него. Против алтаря начиналась дорога к 'Коршуновке Проезд сквозь застройку на луг именовался Голубочкиным переулком. Параллельно главной магистрали с востока пролегла Новая Базевская, ныне улица им. Энгельса, Вот и вся слобода.

     Сам луг в обиходе слободчане так и именовали - Большой луг, а сенокосные полоски, расположенные сзади огородов Новой Базевской улицы звали «паськи» (видимо от того, что владелец прилегающей усадьбы мог сколь угодно пасти здесь свой личный скот).

      Все эти улочки, исключая Базеккую и Новую Базевскую, были небольшие. Это только писалось на бумаге, что церковь Николая Чудотворца слободы Базево. На самом деле к приходу относилась лишь часть ее населения. На Базевской, главной и основной улице, в начале ее часть дворов относилась к Городской Вознесенской и Феодоровской приходской церкви. Приблизительно третья часть Новой Базевской сначала, так же была приписана к Феодоровской как и весь Громок, исключая небольшую часть от Церковного переулка до ж/д линии.

    Местность эта в XIX веке много страдала от огня, тем не менее пожар 1875 года испепеливший Моршанск, как гласит местное придание, не прошел далее начала слободы Базево и серьезного урона ей не нанес, а храм и вовсе не тронул: «Огонь выжег неправедно приобретенное, а у нас люд честный, все своим потом нажил, потому беда и обошла нас стороной», - говорили старики.

     Существует версия, что первый, высочайше утвержденный в 1785 году генеральный план регулярной застройки был составлен с перспективой расширения города в будущем, и во второй его очереди предполагалось, что Садовая улица постепенно с расстройкой центра продлится на северо-восток и вытянувшись через луг закончится Базевской церковью. Лучшей архитектурной перспективы для ее завершения и придумать было нельзя. Одновременно этим решалась проблема отвода с центральной улицы растущего торгового города большого количества подвод, которые следуя транзитом из Тамбова в Шацк и наоборот вынуждены были ехать по центральной Торгово-Вознесенской площади, чтобы попасть на Базевскую улицу и выехать на Старую дорогу.

     Увы этим красивым планам не суждено было осуществиться. По новому генеральному плану, составленному после ВОВ, параллельно улицам Крупской и Калинина строились улицы им. Тельмана, Воровского, Гагарина, а с другой стороны бывшей Базевской по огородам проложена была улица им. Котовского. О прежних задумках напоминает только открывающийся осенью, когда опадает листва, прекрасный вид на Никольскую церковь, стоящую точно по линии ул. Сакко и Ванцетти (бывшей Садовой). Только вот попасть к ней можно не по прямой, а сделав значительный крюк, огибая послевоенную частную застройку.

      Предание, которое до сих пор можно услышать от стариков (они в свою очередь от своих дедов), гласит, что предшественница этой церкви была передвинута в XIX веке во время службы. Дескать хотели в слободе поставить новый каменный храм, а старый ломать было жалко, вот и решили сохранить его таким образом. Да и стояла церковь не совсем удобно - прямо за алтарем проходила дорога. Транспорт тогда предполагалось пустить по Новой Базевской спрямив трассу от лишних поворотов. На месте прежнего престола поставили каменную часовенку  в напоминание и чтобы святое место ногами не попиралось.

     Потом возникли финансовые и еще какие-то трудности. Стройка все откладывалась, а через некоторое время, когда в городе решили возводить новый Троицкий Собор - от этих планов вообще отказались. Такова легенда.

    О том, что в Базеве жили люди глубоко верующие и чтящие традиции православия говорит такой факт. В 1901 году к северо-востоку от церкви за огородами Новой Базевской во время сенокоса на Большом луг молнией убило 16-летнего слободчанина Павла Михайловича Яковлева. Сродники поставили на месте его кончины небольшую часовенку на высоком столбе в виде шестигранного стеклянного фонаря с крестиком. Каждый день к вечеру они с табуретки зажигали в ней лампаду. Проходящие мимо памятуя о бренности земного бытия и судьбе человеческой "жизни в руцех Божиих" всегда на нее молились. Просуществовала эта немудреная конструкция до начала ВОВ.

     Таким пришел Базевский приход к страшным дням революции. Однако, завершив этот познавательный экскурс в историю, вернемся наконец к тому без чего немыслим сам приход - Никольскому храму.

 

2. Со  времен  царя  Бориса Годунова.

 

       Одной из окраинных слобод, издревле составлявших пригород города Моршанска, была Базиевская слобода, Никольский храм которой располагался от границы собственно города на расстоянии в 1 версту.

     Престол Базевской церкви один из самых древних в нашем городе. Первое упоминание об расположенном здесь храме мы находим в датированной 1736 годом «Летописи об основании села Морши», составленной диаконом одноименной церкви в Барашеве Тимофеем. В ней он пишет, что село Базиево отделено от Морши Ряслой (небольшой овражек, по которому протекала речушка располагалась по видимому в том месте, где впоследствии был прорыт городской вал). По его сведениям еще до 1600 года одни из первых жителей наших мест жили в лесу в ямах, в дуплах и на берегах реки. Когда в 1657 году в будущей слободе Барашево выстроили свою церковь, в селе Базиево храм уже был. Диакон Тимофей дает ему такое описание: «Храм на Базиеве один деревянный дубового леса, крыт тесом, с папертью, колокольня дубовая не отделена, кресты железные на обоих главах во имя Святого Николая угодника Божия''...». И о причте: «Поп один с диаконом, пономарь и ктитор...». Для них от прихожан было следующее содержание и своего рода привилегии: ... "Сена 50 копен. Лесу 150 деревьев, земли на 15 коней. Ловы рыбные в шести затонах.». Храм в те далекие дни имел 140 прихожан мужского пола.

     Топографическое описание Моршанска, проводившееся в 1782 году, отмечает среди трех имевшихся в нем церквей  деревянную однопрестольную во имя свт. Николая Чудотворца церковь Базиевской слободы, указывая дату её основания - 6 июня 1602 года. В этот день православная церковь чтит один из чудотворных образов Богородицы -Пименовскую икону. Сейчас не представляется возможным полностью восстановить события, но 1782 годом датирована и новая постройка Николаевской церкви в Базиеве. Народная легенда утверждает, что в этом храме склонял свою главу для молитвы проезжавший мимо на рукоположение в Тамбов великий праведник Земли Русской св. пр. Серафим Саровский.

       К 1828  году приход в Базиевскои слободе (одни  из дворов принадлежали Дворцовому ведомству, а остальные - фавориту и камердинеру Императора Павла I графу Ивану Павловичу Кутайсову.) Все жители были крестьянами, а общее их число составляло 1425 человек (720 мужчин и 705 женщин). Приход окормлял церковный причт из священника, диакона, дьячка и пономаря. Окладов денежных им не полагалось и содержались они от прихода, а так как прихожане сами не являлись людьми состоятельными, то к церкви были приписаны 33 десятины пахотной земли, находившейся в ее владении и обрабатывавшиеся причтом. Утвари и ризницы в храме было достаточно.

 

З.И ведают потомки православных - про предков

дивные дела.

 

     В вышедшем на экраны в 1953 году фильме «Композитор Глинка» есть такой эпизод. Возвращаясь из заграничного путешествия, Михаил Иванович увидел в одном русском селе необычную картину: крестьяне передвигают на новое место огромную церковь. Глинка подивился инженерному таланту простого русского народа и встретился с организатором этой работы  плотником Дмитрием Петровым.

     Плотник этот реальное историческое лицо и он действительно впервые в мире передвинул здание. Только произошло это намного раньше чем указано в фильме. Веной 1812 года в слабоде Базиево города Моршанска усилиями простого люда и точностью расчета русского крестьянина встала на новое место церковь Николая Чудотворца.

       Об этом неординарном событии 25 марта 1812 года доносил городничий Моршанска Тамбовскому губернатору Нилову. Согласно этому документу дело было так: моршанские прихожане захотели выстроить новую каменную церковь на месте прежней деревянной. Но ломать большое бревенчатое здание было жаль, так как оно было срублено хорошо и прочно, но на его месте вероятно новая каменная постройка должна была смотреться наиболее выгодно с точки зрения архитектуры. Неизвестно кому и откуда пришла мысль его передвинуть, но в конце концов решили остановиться именно на ней. Стали подыскивать специалистов. Патентованный механик, какой-то иностранец, запросил за это такую большую цену (в некоторых источниках фигурирует астрономическая по тем временам цена - 50 тысяч рублей), какой никак нельзя было ему дать. Вероятно инициаторы были в раздумье, стоит ли все это затевать такими средствами, да и осуществимо ли сие вообще с технической точки зрения. И тут Господу дабы посрамить снобизм зарвавшейся иностранной учености было угодно продемонстрировать талант простого русского человека. Попечителям храма предложил свои услуги работавший в это время в Моршанске вместе с артелью плотник Дмитрий Петров.

     Сведений о нем до наших дней дошло очень немного. Только то, что происходил он из деревни Кольцовой Рязанского уезда и был крепостным помещицы Засецкой, а с конца ХУШ века занимался в нашей земле содержанием плотницких артелей. Искусный талантливый мастеровой, настоящий самородок из русского народа взялся передвинуть церковь за 250 рублей - сумму по тем временам большую, но не идущую в сравнение с запрошенной чужеземцем.

    Руководимые Петровым плотники подвели под церковь толстые бревна и при помощи земляных насыпей слегка ее приподняли. После этого подвели под здание новый вроде полатей бревенчатый фундамент, а под ним устроили катки из бревен. Вся церковь была опутана толстыми канатами, а по углам скреплена железными болтами и скобами.

(1) Факт этот, кочующий по страницам разнообразных больших и малых газет и журналов, нередко неправильно толкуют, приписывая событие одному из двух совсем других моршанских приходов: Никольской церкви в городе или Никольской церкви на кладбище слободы Барашево, а иногда и обоим сразу. Путаница эта существует очень давно, а никто из авторов, переписывая друг у друга сам факт серьезно не анализирсвгл и не сопоставлял различные источники, что в принципе не составляет большого труда. Каменный Никольский храм в городе построен в 1803 году, что уже исключает расчистку места для того в 1812; Никольский храм в Барашеве - в 1804, но врядли кому пришло бы в голову возводить новую церковь именно на заполненном могилами склоне. Впоследствии, несколько, десятилетий спустя, каменную церковь построили в отдалении на берегу под ним. Вероятно, свою лепту в запутанность внес и факт переноса (т.е. разбора, а не передвижки) в старину в слободу старой деревянной Никольской церкви из города. В самом деле, зачем платить немалые деньги   сложную техническую операцию, если потом здание все равно раскатывать по бревнам и транспортировать на расстояние более километра? Сопоставив и проанализировав все это, мы пришли к выводу, что речь идет именно о Базевском приходе, а ни о каком другом. Дополнительные доказательства версии смотрите в разделе про часовню Николая Чудотворца в слободе Базево.

 

     В означенный день, когда все было готово, Дмитрий Петров попросил священника, чтобы звонили в большой колокол. На благовест собрался народ. Некоторые вошли внутрь и стали молиться, другие остались снаружи. И вот моршанским гражданам представилась следующая картина. Церковь, наполненная молящимися, оглашаемая пением молитв и колокольным звоном, повинуясь сотням взявшихся за канаты рук, плавно поехала по каткам. Посмотреть на небывалое зрелище пришли и крестьяне из окрестных деревень. Многие из них  также взялись за канаты или стали за ручки больших деревянных воротов.  

     В донесении моршанского городничего говорится, что «церковь была сдвинута с прежнего своего места на 42 аршина (примерно 30 метров) и во время этого движения только крест на верху церкви слегка колебался».

Донесение о. Дмитрия Петрова нашел в свое время в Тамбовском губернском архиве выдающийся историк нашего края Иван Иванович Дубасов, который впервые опубликовал его в журнале «Русская старина» в 1876 году. Прообраз этой передвижки получил широкое применение в Москве и других крупных городах страны в 1930-х годах во время перепланировки и расширения улиц, благодаря чему были спасены художественно и исторически ценные здания.

 

4. Как птица Феникс из пепла воскресший.

 

 

   Первые сведения о священстве Никольевского храма мы находим в той же ведомости приходской церкви от 1828 года. Интересно как сообщает эта ведомость о церковнослужителях:

- священник Феодор Агафонников 50 лет, произведен во священника из пономорей Преосвященным Феофилом епископом Тамбовским и Шацким. В школах не был, читает и поет исправно, грамоту имеет с 1810 года. У него жена Домника 52 лет, четверо детей.

- диакон Казма Стефанов 38 лет, произведен из учеников риторики преосвященным Феофилом, исполняет депутатскую должность с 1811 года, читает и поет исправно. Имеет грамоту с 1812 года. Жена Наталья 38 лет, трое детей, (ранее это место занимал его отец диакон Стефан Епишев (Емелев? (1)) 80 лет удален от должности в 1811 году за болезнию, у него жена Стефанида 77 лет)...

 

    (1) Стиль документа сохранен, но орфография выправлена в соответствии с современным правописанием. В то время фамилий как таковых в среде духовенства еще не было и потому у служителей простого происхождения вместо фамилии обычно писалось производное от имени отца.

 

- дьячок Алексей Григорьев 77 лет, посвящен в стихарь преосвященным Феодосием, епископом Тамбовским и Пензенским, в школах не был, читает и поет нехудо. Грамоту имеет с 1798 года Жена Анна 70 лет. Состояния (материального) нехудого.

- пономарь Петр Алексеев 32 лет, посвящен в стихарь преосвященным Феофилом, епископом Тамбовским и Шацким, в школах не был, читает и поет не худо, грамоту имеет с 1811 года. Жена Екатерина 33 лет, детей трое, состояния доброго.

     Для многих современных людей без сомнения будет интересно, как производился в те далекие времена учет поступавших в приходскую казну денег. Вот что рассказывает об этом та же ведомость: ((Церковные суммы - кошельковый и кружечный сбор  высыпаются при всех Церковнослужителях и записываются в приходно-расходную книгу и хранятся в безопасном месте под замком у церковного старосты, за печатью священников... все расходы... записываются в расходную книгу по прошествии каждого месяца и года... священнослужители при этом расписываются.»

     В то время нередки в населенных пунктах были пожары. 22 августа 1845 года в Базиеве случился пожар, от которого нанес церкви сильный урон: сгорели Св.престол, жертвенник со срачицею, третий ярус иконостаса. В огне пожара пострадала колокольня, три колокола и библиотека. Уцелевшее церковное имущество по решению епархиальных властей было передано в Феодоровскую церковь на Купеческом кладбище. Служивший в Базевском храме диакон Иоанн Калинин просил священноначалие оставить его при сгоревшей церкви. Судя по всему не хотел смиряться с произошедшим и уходить в другой приход и священник Иоанн Курганский.

    Базиевская слобода была населена людьми небогатыми и посему перспективы возобновления церкви были очень призрачны: от сгоревшего храма осталось 15 рублей 23 копейки денег. Таков был стартовый капитал предстоящего строительства. Однако были среди прихожан инициативные верующие люди коих такое положение никак не устраивало. В это время к храму были приписаны и крестьяне располагавшейся к востоку от Базиева деревни Коршуновки, будущей городской слободы, а в то время принадлежавшей Его Императорскому Величеству, герцогу и принцу Максимилиану Лихтембергскому, которые также активно включились в процесс возрождения церкви. В продолжении года ими делались попытки найти решение вопроса строительства новой приходской церкви.

    В это время неподалеку от слободы возводился громадный Троицкий собор, требовавший от всех слоев населения пожертвований. Видимо потому не нашлось  жертвователей и среди богатого моршанского купечества. Многие не только среди мирян, но и духовенства вообще сомневались в надобности возобновлять этот храм, уповая на то, что места в возводимом соборе хватит всем.

     По решению Тамбовской Духовной Консистории от 2 июня 1846 года крестьяне Базиевской слободы как не имеющие средств к построению новой церкви, по ходатайству Тамбовской Палаты Государственных имуществ, окружного благочинного и с благословения епископа Тамбовского и Шацкого Николая (Доброхотова) были приписаны к Феодоровской кладбищенской церкви.

    В 1848 году поверенные от жителей слободы крепостные крестьяне деревни Коршуновки Петр Парашкин и Аким Чернов, обратились к епархиальным властям с просьбой «выдать сборную книгу... на постройку в той слободе здания деревянной церкви». Большое участие и активность в этом святом деле принял приходской священник о.Иоанн Курганский и, бывший вероятно ктитором крестьянин Их Императорских величеств князей Романовых Николай Малин.

     Строительство нового здания на собранные прихожанами средства проходило довольно быстро. И ныне от стариков можно услышать предание, что сруб из осины для него был изготовлен в Божьем селе Мамонтове, выкуплен слободчанами и доставлен по Цне к городу в разобранном виде на барках, а затем перевезен от реки на место конными пoдвoдaми.

     Уже в 1851 году жители слободы обратились к руководству епархии с прошением о награждении священника Иоанна Петровича Курганского и крепостного крестьянина деревни Коршуновки Николая Ивановича Малина «за скорую постройку церкви». Правящим епископом Николаем (Доброхотовым) это желание православных было исполнено и почетные «награды земные» пришли к этим достойным людям.

      Архитектура дошедшей до наших дней церкви получилась приятная для глаза, но по сельски незамысловатая, называемая ныне специалистами «кораблик», где купол «восьмерик на четверике», алтарь, собственно храм и колокольня располагаются на одной оси. Подобных церквей по Руси было великое множество. Без сомнения строилась она на глазок, а не по проекту и под надзором знающего мастера. В современном охранном документе здания отмечается, что «Никольская церковь ... воскрешает формы культового каменного зодчества позднего классицизма,  отличается хорошими пропорциями и цельностью архитектурного облика...» Тем не менее практически полная идентичность храма с уже существовавшей старой деревянной церковью Николая Чудотворца в слободе Барашево невольно наводит на мысль если не об одном их авторе в немного измененном завершении куполов. В Базеве, видимо повинуясь входящему тогда в строи­тельную моду провинции стилю классицизм, с трех сторон к зданию пристроили паперти в виде четырехколонных портиков.

     Возведение храмового здания завершилось, но требовались дополнительные средства на его внутреннее обустройство и украшение. С целью сбора «доброхотных даяний на украшение церкви» в ответ на прошение приходского священника Иоанна Курганского в сентябре 1851 года крестьянину Акиму Чернову выдается «сборная книга сроком еще на один год немедля».

     Новый однопрестольный деревянный храм был освящен в 1852 году как и прежний во имя святого Николая Чудотворца. «Здание было деревянным с колокольнею...Утвари тоже было достаточно. В штате был один священник и псаломщик, которые выполняли к тому же и все требы». При церкви, как и прежде, появилась небольшая библиотека, состоявшая из полного собрания богослужебных книг, книг воскресных чтений, поучений и др. Что касается земли, приписанной к церкви, то она немного увеличилась: 35 десятин против 33 дес. бывших в 1828 году.

      Маленький скромный храм действовал, продолжая украшаться. 20 августа 1859 года бургомистр деревни Коршуновки крестьянин Евстрат Негодяев обратился с прошением  разрешить ему, на пожертвованные прихожанами средства окрасить церковь снаружи и исправить двери. В связи с возникшим конфликтом в Базевском храме скупые архивные документы донесли до нас имя священника служившего здесь в 1859 году - о.Василий Алмазов...

      В 1888 году холодная до того времени церковь была утеплена: обита внутри войлоком, отштукатурена алебастром Впоследствии стены были расписаны на средства пожертвованные приходским священником о. Михаилом Рождественским. Живопись на них, а также писанных на цинковых листах иконах в иконостасе была простой, но красивой работы, возможной кисти местных художников-самородков. Также, местными умельцами-плотниками был изготовлен и трехъярусный столярной работы иконостас: украшала его редкая, видимо лишь с имитацией позолоты, резьба на белом фоне. Полы были некрашенные. Отопление церкви производилось двумя цилиндрическими печами зашитыми в листовое железо и располагавшимися в трапезной (где ныне стоят плащаницы). Еще одна небольшая печка была сложена прямо в алтаре. Со временем внутри восьми рам главного купола по некоторым данным из разноцветного стекла были набраны четырехконечные кресты.

     Жертвователей, на средства которых выполнялись различные работы, из - за малочисленности и бедности прихода было немного. Большой вклад в это дело внес настоятель - О.Михаил Рождественский.

      Священник Михаил Васильевич Рождественский судя по всему был довольно состоятельным человеком и очень милостивым. Родился он в 1844 году в семье священника. Закончив курс Тамбовской Духовной Семинарии по 2-му разряду, в 1867 году был рукоположен во священника и направлен в Казанскую церковь села Егоровки Моршанского уезда. Здесь им в 1877 году была открыта земская школа, где он сам стал законоучителем. С 1880 года состоял в должности председателя церковно-приходского попечительства, был депутатом общеепархиальных съездов, являлся ДУХОВНИКОМ ОКРУЖНОГО ДУХОВЕНСТВА. Находясь на приходе жертвовал в свою церковь утварь, облачения, колокол в 100 пудов веса, на возведение ограды - всего 3000 тысячи рублей, сам принимал участие в строительстве новой деревянной церкви.

      В 1890 году О.Михаил награждается камилавкою, а 1891 году решением епископа Тамбовского и Шацкого Иеронима (Экземплярского) переводится в церковь Николая Чудотворца слободы Базиево. Здесь он как и в прежнем приходе открывает церковно­приходскую школу, в которой сам стал заведующим и законоучителем. Пожертвовал на ремонт храма 1450 рублей личных средств, на роспись стен - 1035 рублей, на окраску снаружи - 8000 рублей. За свой служебный путь священник Рождественский имел много благодарностей, а в 1901 году был награжден наперсным крестом. Сам сочинял проповеди и поучения, отмечалось что он «поведения весьма хорошего». С женой Натальей Никитичной (1850 г.р.) у них было 8 детей.

     Среди них также встречается имя церковного старосты - крестьянина Михаила Галкина. В 1895 году он был награжден похвальным листом за увеличение церковных доходов. Из своих личных средств Михаил пожертвовал в пользу церкви в 1893 году - 200 рублей, в 1895 году - 300 рублей.

    Хоть до революции 1917 года деревянная однопрестольная церковь Николая Чу­дотворца и была самой неказистой и заурядной в Моршанске, но тем не менее она имела все необходимое: утварь; добротное здание Церковно-приходской школы, большую территорию, огороженную пролетами штакетника (типа копий) на каменном цоколе с шестигранными выбеленными каменными столбами, каждый из которых венчала синяя луковица-куполок с крестом, пропорциями повторяющая луковицу Никольской часов11и. Единственную луковицу-купол храма, с узким перехватом у основания, украшали золоченые Богородичные звезды. На звоннице, увенчанной нежно-голубым шпилем, имелся приличный набор колоколов, из которых главный - «праздничный» - больших размеров и приятного звучания.

     Вокруг храма тогда застройки не было и потому чувствовался простор и милая русскому сердцу живописная простота.

     Против каждого входа в церковь были выложены каменные трехчастные ворота. Вокруг большей частью с севера и юга рос яблоневый сад, а изнутри по периметру ограды были посажены осины и тополя, с востока липы. Здание было ошелевано и выкрашено в серо-зеленоватый цвет в контраст со светлыми куполами.

     В 1915 году, вероятно по кончине о. Михаила Рождественского в Николаевскую церковь был назначен новый священник - О.Александр Баскарев.

     Родился Александр Федорович в 1869 году. Окончив Вологодскую Духовную Семинарию в 1892 году в Грузии был рукоположен в сан. Неизвестно какими судьбами он попал в Моршанск, но вместе с ним приехали жена, теща, и сестра с племянником. Еще служа в Грузии О.Александр был награжден набедренником, скуфьей, камилавкой, наперсным крестом и орденом. В его настоятельство храм и вошел в эпоху великих перемен.    

 

 

5. На  ниве    просвещения      народного

       Если сама церковь в Базиеве была маленькой и деревянной, то школа при ней была одной из лучших среди приходских во всем городе. Предыстория ее построения такова.

    Еще 1897 году от прихода отделились 177 дворов деревни Коршуновки, жители которой выстроили свою церковь (а впоследствии и школу) и получили право образовать самостоятельный приход. Оставаясь, все время существования одноштатным, церковный приход Базиевской слободы к 1911 году включал 254 двора, где жили 690 человек, часть из которых занималась  различными ремеслами, а часть земледелием. Еще в конце XIX века государство Российское взяло курс на внедрение грамотности и просвещения среди народа путем развития сети церковно-приходских школ при храмах. По инициативе Настоятеля Никольской церкви о. Михаила Рождественского решили организовать таковую и для детишек Базиева. Помещением для нее определили стоявший с левой стороны церковных врат домик караулки. Многие хорошо помнят это просуществовавший до 1980-х годов очень скромный, маленький, низкий зеленый трехоконный домик, какие не редкость в деревнях.

     Начало работы церковно-приходской школы относится к 1891 году. Обучением детей занимался причт Николаевской церкви. Заведующим и законоучителем стал настоятель священник Михаил Васильевич Рождественский. Учителем по всем предметам значился о. диакон Александр Смирницкий, помощником учителя  псаломщик Корельский.

      Уже в 1893 году отделение Епархиального училищного Совета, не имея в своей кассе свободных средств помочь начинанию материально, предложило свому моршанскому отделению «озаботиться улучшением помещения базевской церковно-приходской школы», то есть, изыскивать средства для этого непосредственно на месте через пожертвования благотворителей. Вынесено такое резюме было неспроста: разместившаяся в церковной сторожке, помещении тесном, темном, грязном и совершенно не пригодном для занятий еще из-за того, что здесь пекли просфоры, школа долгие 10 лет вынуждена была существовать там по причине отсутствия средств.

    Результаты проведенной в  1895  году проверки были неутешительны. Ввиду постоянной духоты и угара учителя вынуждены были распускать учащихся по домам до окончания положенного на занятия времени. Книгами и наглядными пособиями была обеспечена в достаточном количестве, но столы и стулья, за которыми приходилось заниматься детям, производили убогое и жалкое впечатление. Закон Божий дети во всех отделениях знали плохо, так как о. Михаил нередко болел. Младшие с трудом читали написанное на русском языке, а церковно-славянского не знали вообще. В среднем отделении также совсем не читали по церковно-славянски, так как и не начинали его учить. Плохо знали молитвы, не знали тропари двунадесятых праздников, не изучали священную историю. С трудом читали по-русски, а диктанты писали с грубыми ошибками. Знания по арифметике были посредственными. Плохо и неряшливо велись тетради. Дети не умели петь и потому никто из них не привлекался к пению на клиросе или чтению в церкви.

    Сложившееся в школе положение вызывало тревогу у уездного духовного руководства неоднократно пытавшегося изменить положение дел в лучшую сторону. В этом же 1895 году созданная комиссия по постройке отдельного специализированного здания школы хлопотала о предоставлении ей на эти цели кредита в 400 рублей. Чтобы хоть как-то улучшить условия, в 1904-1905 году было решено перестроить временно занимаемое помещение внутри: из большого класса, коридора и сторожки предлагалось сделать единую классную комнату для всех отделений, а во второй половине устроить сторожку и раздевалку... Координально положение изменилось лишь к 1911 году, когда во многом на средства старосты храма Михаила Галкина с юго-западной стороны храма было выстроено новое здание: каменное и теплое, с высокими потолками, оно своими пятью окнами фасада смотрело на Базевскую улицу. В отличии от многих подобных школ в Моршанске его архитектура не была сухой, казенной. Стены украшала красивая выкладка, а над центральным окном сооружен аттик (ныне сломан). Был аттик несколько других пропорций и с северной стороны, где располагался главный вход в здание, выделенный ажурным кованым козырьком с иконой.

     В продолжение следующих нескольких лет школа оставалась однокомплектной. С увеличением населения Базевской слободы и соответственно, увеличением количества детей в переполненных классах в 1916 году остро встал вопрос о необходимости открытия 2-х комплектной школы, для чего заведующий школой и законоучитель о. Александр Баскарев обратился в епархиальный училищный совет об ассигновании 480 руб. на содержание второй учительницы. Средства были отпущены, хотя и в меньшем от предполагаемого количестве, но и этого хватило для исполнения намеченного.

    К революции 1917 года в приходе также имелась Земская школа и «Попечительное общество о крестьянском детском приюте трудолюбия при слободе Базево». Известно, что в 1916 году должность казначея и товарища председателя в нем занимала некая Наталья Васильевна Николаева.

    Наряду с приходской школой при Никольской церкви в 1894 году было создано Общество трезвости члены которого торжественно взяли на себя обет навсегда покончить с употреблением спиртного и распространяя духовную литературу и путем личного примера и бесед, всячески способствовать искоренению зародившейся в среде русского народа беды  пьянства.

 

6. Под гнетом безбожия. Старосты  и прихожане - ревнители  храма  сего.

 

    Нам ничего неизвестно о последних днях церковно-приходской школы в Базеве. После указа 1918 года отделившего образование от церкви начались перемены на местах.

     Во время разгрома советской властью духовного образования, в местной Земской школе работал учителем Александр Дмитриевич Орлов. Имея самую глубокую и чистую веру, в эти страшные дни Александр Дмитриевич смиренно молил Господа: «На все я согласен, на любые лишения, но только не дай мне стать безбожником». В классе школы тогда висела и икона «Христос благословляет детей». Богоборцы от «народного образования», велели ее выбросить, но Александр Дмитриевич не дал и забрал к себе домой. До конца жизни он хранил образ как частичку распятой старой Руси. Здесь стоит немного отойти от темы и рассказать о судьбе этого неординарного человека.

    Александр Орлов родился 14 апреля 1885 года в Санкт-Петербурге, закончил церковно-приходскую школу в селе Новотомниково, а затем, в 1912 году. Духовно учительскую семинарию. В 1914 году Александр женится на уроженке села Сосновки Татьяне Алексеевне Топорковой. Семья их была благочестивая и теща очень хотела, чтобы зять стал священником. Мечтал об этом и сам Александр. В 1916 году он решился, взяв жену и ребенка, поехать за советом и благословением на принятие сана он в Оптину пустынь к старцу Анатолию (Потапову)

«Господь не без милости подойдет время и будешь священником. Учителем работаешь? Ну и работай, а пока моего благословения тебе нет», сказал старец.

    Чтя духовный совет прозорливого всероссийского подвижника, Александр Дмириевич работал учителем. Культивируемое в образовании безбожие не смогло переломить его душу. При советской власти верующий педагог стал заместителем заведующего Моршанского Районо, инспектором отдела. По работе ему приходилось много ездить по району. Однажды остался на ночлег в одном селе и во сне к удивлению хозяев, красивым сильным голосом запел церковные песнопения. Решив в корне переменить свою судьбу и выполнить давно намеченное, поехал в Тамбов. 5 мая 1947 года епископ Иосаф Журманов дал свое согласие на посвящение его в сан, а 22 мая рукоположил. Направлен о .Александр был в Успенскую церковь село Столовое, а через некоторое время переведен в Троицкий приход села Нижне Спасское. Как хороший, смелый и прямой проповедник, терпел гонения от местных безбожников, не раз получал предупреждения от власти. Скончался 14 сентября 1956 года служа в Архангельской церкви села Терновое Тамбовской области.

       Церковно-приходская школа стояла внутри ограды близко к церкви с юго-западной стороны. В  1918 году национализированное и переданное в ведение отдела народного образования здание школы отгородили от церкви капитальной оградой металлическими пролетами кованых прутьев вроде копий на кирпичном цоколе с шестигранными металлическими столбами. Образовавшийся при школе двор внутри бывшей церковной ограды сразу благоустроили по-своему: сломали на каменных столбах по всей этой территории кресты, а впоследствии разобрали и каменные трехчастные южные ворота. Надобности в них особой не было, так как к храму дорога сквозь них более не вела.

     Здание пробыло начальной четырехклассной школой до конца ВОВ, когда всех детей округи окончательно прикрепили к школе № 6 (ныне 4), тогда нововыстроенной, а в помещении разместился детский садик. Он занимал его вплоть до 70-х годов, когда здесь устроили две квартиры.

     Настоятели храма не раз хлопотали о том, чтобы церкви вернули принадлежащее ей здание. Но у местной власти всегда находились аргументы, чтобы помещение не отдавать. Последнюю серьезную атаку по этому поводу делал протоиерей о. Николай Апостолов после путча 1991 года. Увы безуспешно.

     В начале 20 века у Никольской церкви имелась своя земля --35 десятин 1240 квадратных сажень. Часть ее располагалась на правом берегу Цны против села Сокольники, выше по течению г. Моршанска. Рядом с ней находился Казанский Прошин монастырь. Называлась она по фамилии бывшего владельца - «Мордвинцевской». Из-за отдаленности прихода (6 километров) служителями храма не обрабатывалась, а сдавалась в аренду. После революции землю также сразу национализировали.

     Яблоневый сад, разведенный возле храма вероятно еще в конце XIX века кем-то из старост или настоятелей как экзотика (тогда яблони в Моршанске встречались в основном на усадьбах богатых людей, в крестьянских поселениях они были большой редкостью), стал в 1920-30-х годах для церкви своеобразной палочкой-выручалочкой.

      Первоначально яблоки из него собирали исключительно для раздачи прихожанам на Яблочный Спас, да служителям оставалось. Весной он райски благоухал, украшал своим пышным цветением территорию.

      Когда церковь и причт в НЭП стали давить налогами, обильно плодоносящий сад пришлось сдавать за деньги местным жителям из Кутка, оставляя себе очень малое число яблок. В то время, чтобы выжить приходилось считать каждую копейку.

      Располагаясь на низменном месте слобода имела проблемы с водой. Возле самого храма на площади с северо-востока исстари был колодец (на этом месте ныне стоит здание почты). Однако воду для церковных нужд: крестин, водосвятия и питья в церковь из него в 1920-30-х годах уже не брали, т.к. она была мутной и невкусной. Близ живущим жителям в это время разрешалось набирать ее здесь, чтобы поить скотину по дворам. В церковь воду носили из колодца в Церковном переулке, который принадлежал местным жителям Пономаревым.

     Среди базевских жителей в те годы один был известен своей незаурядностью. Это Василий Добин, иконописец.

     На мирской стезе трудился Василий Акимович на железной дороге, встречая у базевского переезда поезд (по народному «толкач»), возивший в пригород рабочих. Жил на Новой Базевской улице с женой Ольгой Васильевной, тремя дочерьми и единственным сыном через 4 дома к городу от Голубочкина переулка. Жили Добина неплохо, и потому писал он иконы исключительно из глубокой веры и любви к рисованию. Картин не рисовал. По-уличному его так и звали «богомаз».

     Исполненные им образа (и говорят неплохие) продавали в местном храме. Говорят, и в оформлении церкви были работы его кисти. Умер В.А.Добин до ВОВ.

    Храм с любовью опекали всем миром. Бывало весной к Пасхе окрестные жители собирались и что-то подновляли, убирали территорию вокруг. Люди помнят, как в середине 20-х годов староста  старушка Анна Байгузова ходила по улице и, стуча во все дома, приглашала девушек: «Молодки, мыть полы к празднику». Редко кто отказывался. Некрашеные полы не просто мыли, но еще и скоблили до желтизны.

     Так как церковь была крестьянской, то и ктиторы ее как на подбор были из этого сословия. Это были добросовестные беспокойные труженики, вкладывавшие в этот труд частичку своей христианской души и служившие тем самым великому делу - прославлению имени Божьего на земле.

     До 1917 года при церкви даже существовало церковно-приходское попечительство, немало было просто ревнителей во Славу Господню. Один из них раб Божий Павел. Одно время исполнявший обязанности ктитора.

     Был он обычным пригородным крестьянином с Новой Базевской улицы. Своих детей у них с женой Феодорой не было и потому они взяли на воспитание племянницу Анастасию - дочь многодетного брата Федоры Ивана. Как человек Павел был глубоко верующий, добрый, порядочный, сострадательный и умудренный в духовной жизни. За праведность Павла все очень уважали, к его словам прислушивались, а советами дорожили. Обычным странником он совершил паломничества во множество святых мест по Руси, был в Иерусалиме. Из каждого путешествия непременно привозил что-нибудь для храма. Видимо по благости жития и данной свыше духовной мудрости люди почему-то нередко и обращались к нему «отец Павел». Будучи искусным в портняжном ремесле для церкви он шил ризы священству. Скончался старец, вероятно, еще до революции и был погребен в церковной ограде. Жена Федора умерла в середине 1920-х годов и была похоронена на приходском погосте.

     С революции и до ее закрытия в 1937 году  нам известны следующие старосты и их помощники (заместители) немало потрудившиеся для поддержания благолепия храма, следившие за традиционным украшением его на Пасху разноцветными фонариками:

1. Афанасий Михайлович Нечин - коршуновский житель, скончался до 1920 года;

2. Анна Байгузова - старушка из местных;

3. Анастасия Михайловна Яковлева, 1865 г.р., жительница улицы -Калинина. Скончалась 01.04.1944г.;

4. Василий Константинович Юрин - вероятно уроженец слободы Коршуновки, жил у ж/д линии в «Кутке» (Калинина, 232), в последствии, в 1950-х годах входил в двадцатку прихода;

5. Петр Федорович Долин, 1880г.р., уроженец слободы Коршуновки - в конце 1920-х Ь, годов. Скончался в 1956 году.

6. Сериков - упоминается в 1931 году в местной газете «Смычка»;

7.Иван Никифорович Галкин, местный житель, скончался в конце 1930-х годов;

8. Василий Маркович Крухтанов - скончался в начале 1935 года.

Имя последнего старосты, арестованного в 1937 году, к сожалению, выяснить не удалось.

     Столь частая смена ктиторов вероятно вызвана неприкрытой травлей властями тех людей, которые имели мужество активно помогать церкви выжить в условиях враждебного окружения. Так, Петр Федорович Долин, не выдержав неоднократных арестов, заключений в тюрьму с вымогательством денег за освобождение, покинул Моршанск.

     Следующий староста Сериков также, вероятно, был смещен и возможно осужден в результате начатого против него дела. Дела, спустя годы кажущегося даже комичным, если бы  речь в нем не шла о реальной человеческой судьбе.

     31 марта 1931 года в результате обыска на дому у свечного старосты Базевской церкви Серикова обнаружили 32 килограмма свечей. Попутно у него отобрали 26 рублей 95 копеек серебром и 5 бутылок виноградного вина. Из этого попытались раздуть дело и даже нало­жить арест на все имущество старосты. Скрытая изюминка предполагаемого процесса заключалась в том, что по новым финансовым законам акциз был заменен промналогом, который составлял... 45% (!) от стоимости свечей в церкви. Свечи эти Сериков привез из Краснодара и в продаже они не были.       

     Суд состоявшийся 10 апреля полностью оправдал Серикова, хотя в этот день Великой Пятницы Союз воинствующих безбожников провел в городе целый ряд мероприятий   антипасхи,   главной   целью   которых   было   омрачить   православным предстоящий праздник. «За отсутствием состава преступления» суд обязал «бдительные органы» все отобранное Серикову вернуть, а в заключение судья Дормидонтов сказал: «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!»

    Такое логически здравое резюме, однако, явно не устроило «львов, жаждущих крови» и Финотдел... подал кассационную жалобу в облсуд, который назначил выездную сессию.

    Своей принципиальной позицией Дормидонтов поставил под удар, прежде всего самого себя: в местной газете «Смычка» в статье «Соломоново» решение судьи Дормидонтова», где автор, трусливо укрывшись за подписью «М.А.», выражал надежду на пересмотр приговора: «Надеемся, выездная сессия его отменит». В конце статьи оппонент, не маскируясь за пышные словеса «о народном благе», патетически задавал вопрос: «...чем руководствовался судья Дормидонтов, вынося не классовый приговор?»

     Чем история закончилась  неизвестно. Возможно, дутое дело позорно лопнуло, так как газета в дальнейшем хранила по этому поводу молчание.

Отдельно стоит рассказать о следующем старосте  Василии Марковиче Крухтанове со сродниками.

     Семейное предание Крухтановых гласит, что предок их был богатым: имел крепостных и проживал в селе Ремизово под Рязанью, где людей с такой фамилией было великое множество. Жившая же в начале 20 века на Новой Базевской улице семья Крухтановых была глубоко верующей, а по тем меркам вполне обыкновенной и среди пригородных крестьян ничем не выделялась. Всего у Марка Крухтанова было пять детей - дочь Евдокия, сыновья: Кузьма, Иван, Василий и Павел. Двое последних сыграли в истории Базевской церкви немалую роль.

     Василий Маркович - человек среднего роста с бородкой, работал машинистом на станции Моршанск и до избрания старостой пел в храме. Всего у него и жены Полины было трое детей: Михаил, Александр и Татьяна (многие почему-то звали ее Тося), также певшая в Никольском храме и выделявшаяся красивым голосом.

    Время сокрыло от нас его заслуги. О смерти известно, что однажды он почувствовал боль в сердце. Пошел 26 февраля 1935 года в ж/д больницу при вокзале, Выходя из нее, перешагнул одну ступеньку крыльца и рухнул в снег. Люди подбежали, а он мертв. От роду ему не было еще и пятидесяти лет. Долго выясняли кто это, а затем на соломе в санях повезли в Базево.

      Василий Маркович Крухтанов на земле был удостоен высокой для христианина чести: отпет с участием владыки Петра (Савельева) в храме и похоронен в 10 м к юго-востоку от алтаря.

     Павел при жизни Василия был его правой рукой и незаменимым помощником.

     Родился Павел Маркович в 1893 году. Служить попал на Балтику на миноносец «Рюрик». Здесь смышленого от природы парня выделили и он, выучившись, стал запасным машинистом судна. За одно исполнял и обязанности корабельного парикмахера, услугами которого пользовался даже контр-адмирал.

     Во время ремонта «Рюрика» в доках Латвии познакомился с девушкой полячкой  Ядвигой, после крещения и венчания принявшей имя Мария Ивановна и переехавшей в Базево,

Когда «Рюрик» тонул, Павел был на судне и от пережитого поседел. Потом он до конца жизни брил голову.

     В революцию перешел на сторону красных. Заболел сыпным тифом, а поправившись в 1921 году приехал в Питер. В это время понявшие обман советской власти матросы подняли в Кронштадте мятеж, который был уже жестоко подавлен. Комендантом северной столицы был в это время бывший сослуживец Павла. Он посоветовал ему срочно бежать: «Хватают без разбора всех моряков и расстреливают без суда». Так он совсем вернулся в Моршанск.

    Жена католичка по рождению восприняла душой православие и стала прилежной в вере. В семье у них рождаются дети: Василий, Любовь и Николай. Дочь 1922 года рождения с малых лет поет на клиросе в храме.

Работал Павел Маркович на железной дороге. Вернется из поездки, полежит с часок  и на службу в храм.     

      После трагической смерти брата так же активно продолжал помогать в храме. В это же время начал строиться на своей улице.

     Однажды, году в 1936 во время украшения церкви к празднику Святой Троицы, закрепляя ветки, сорвался откуда-то сверху и расшибся. Подбежавшие люди думали, что он мертв: столь сильно было падение. Многие истолковали происшествие как дурное предзнаменование самой судьбы храма. Закрытие его ожидалось чуть ли ни каждый день. Сосед по улице отвез его на подводе с еле теплящейся в теле жизнью в больницу. Хирург Михаил Васильевич Быстров лишь руками развел: «Надо готовить к операции, но надежды очень мало». У Павла Марковича от опухоли возникла непроходимость кишечника и со­судов.

     Когда стало легче, несколько месяцев он отлеживался дома, от чего распухли ноги. Медленно поправляясь стал вставать и ходить с костылями. В это время трое соседей (Петр Васильевич Козлов, Иван Дмитриевич Кудряшов - П.М. был крестным его детей и еще один) из зависти на его строящийся дом написали донос, что он вопреки запретам проповедует на улице Слово Божие и Библию.

     Однажды днем, когда перед домом Крухтановых разгружали солому для покрытия кровли, а сам хозяин наблюдал за работой, опершись на костыли, к дому подъехал конный тарантас с двумя людьми в форме. Один из них достал пистолет и велел Павлу Марковичу сесть в повозку.

     В доме заплечных дел мастера сразу нашли раскрытую Библию и возрадовались: «Не отвертеться тебе, расстрел ждет». Так и сказали. Улику вместе с хозяином дома забрали.

    В застенке он пробыл около месяца. На железной дороге, не побоявшись, в защиту его составили отличную характеристику, указав, что П.М.Крухтанов отличный специалист, спасший благодаря личному мужеству во время пожара паровоз. В эти дни в город приехал областной прокурор Квасов. Ознакомившись с сутью дела, он велел гнать Крухтанова с его подобными вон из переполненной тюрьмы, что и было сделано в 12 ночи дабы не привлекать внимание жителей. Домой он пришел к радости нечаявших увидеть его более родных с седой бородой, изможденный, но живой. Посещать храм не бросил. Так благодаря счастливому стечению обстоятельств все обошлось.

      Один из доносчиков на него Иван Дмитриевич Кудряшов впоследствии понес страшную кару. В войну он вроде как стал монахом (мнения по этому поводу у старожилов разные, некоторые считают, что притворялся), и стал ходить по селам и исполнять требы. Расплачивались с ним продуктами. Где-то его обвинили в воровстве и он был страшно избит пришедшими с фронта солдатами. Кое - как добравшись домой от побоев и скончался 26 мая 1944 года в возрасте 56 лет.

     В возрождение Никольского храма Павел Маркович включился лишь в 1946 году. На фронте он не был, но как ценный специалист был привлечен к важной работе за приделами города.

     В церковь же он отнес хранящуюся у него икону из Троицкого собора, уунесенную во время погрома там. Павел Маркович организовал бригаду опытных мастеровых, которая ездила и приводила в порядок искалеченные безбожниками храмы. В ней были и дети Крухтанова: Любовь (маляр) и Николай. В частности его люди летом 1950 ремонтировали церковь в селе Большое Пичаево. При работах на одной церкви насмерть разбивается муж дочери, сама Любовь также срывалась с высоченной крыши Воздвиженской церкви в селе Карели и, получив большое количество переломов, чудом осталась жива.

     Павел Маркович принимал активное участие в жизни храма в Базеве, в 1950-х годах входил в двадцатку, а последнее время работал сторожем. Скончался 28 апреля 1972 года Похоронен был за счет храма на бывшем слободском кладбище.

 

7.    Пастыри Божии   и  гонения

 

     До революции маленькой слободской церкви Николая Чудотворца по штату был положен 1 священник и псаломщик. Судьбы многих самых разных священников в смутные послереволюционные годы оказались связанными с этим скромным храмом, Божией волею ставшим центром местной церковной жизни. К сожалению, так как письменных источников того времени фактически не сохранилось, имена многих ныне даже не представляется возможным установить.

     Имя настоятеля церкви о. Александра Баскарева последний раз встречается в архивных бумагах в 1922 году, дальнейшая судьба его неизвестна. После закрытия в 1918 году в Моршанске домовых церквей в храм в 1920 году был назначен уважаемый верующими пожилой заслуженный протоиерей Василий Яковлевич Колчев, ранее служивший в церкви Марии Магдалины при Сиротском доме. Жил он на Почтовой улице. На службы, не боясь насмешек безбожников, через весь город ходил в подряснике.

     Позже о.Василий переехал в деревянный дом на углу им. Калинина и Тургенева улиц  (ныне ул. им. Калинана, 107) прямо на площади  напротив главного входа в Базевскую церковь. Как вспоминают люди жил один, так как жена Александра Ивановна вероятно к этому времени скончалась. Не было рядом и единственной дочери пастыря Юлии.

     Протоиерей Василий запомнился людям как прекрасный проповедник, добрый, сострадательный и общительный человек. Со временем он обрел среди базевских прихожан немало друзей. Во многих домах ему были всегда рады и батюшка заходил в гости на чай.

      О. Василий дружил с моими родителями, вспоминает старожил Базева Елена Ивановна Можарцева, 1915 г.р. Бывало мама придет со службы  и быстрее самовар ставить - батюшка обещался зайти. Отец Василий всегда в подряснике, черной бархатной скуфье, высокий, поджарый и осанистый старик с окладистой бородой приходил, садился и вел беседы на божественные темы, объясняя все спокойным голосом, просто, доходчиво и доступно. Все его очень уважали и любили. Несмотря на запреты, он всегда ходил с певчими и служил молебны на Пасху, Рождество, Крещение и наш престол - Николу. Никогда не видела его в пальто зимой в теплой рясе, седовласые волосы ниже плеч распушены.

    Моя мама Анастасия Александровна Можарцева скончалась 26 мая 1932 года. Пошла я на девять дней в нашу церковь панихиду заказать, а на ней замок. Закрыли говорят. Я в Старо-Устьинскую к 40 дням и ее закрыли, пришлось идти в Коршуновскую.

    Когда храм в 1932 году закрыла (пока еще временно) местная власть, 77-летний протоиерей Василий Яковлевич Колчев куда-то исчез. В Базеве по этому поводу говорили разное, предполагали арест, но все это было основано лишь на слухах. Как его забрали никто сам не видел, а если кто невольно и стал свидетелем так молчал.

     В это время с Рождества 1932 года в селе Порошино Нижне-Ломовского района Пензенской области служил молодой 31-летний иерей-тихоновец Павел Яковлевич Гулынин.

     Каменный Архангельский  храм располагался в Порошине на окраине села на территории бывшей барской усадьбы. Несмотря на это был он местной властью как кость в горле.

    21 апреля (н.ст.) 1932 года весь затравленный российский православный люд праздновал светлый праздник Воскресения Христова. На Светлой неделе о. Павла вызвали в сельсовет и сказали, что своими службами он отрывает народ от посевной, а местное ГПУ предложили ему стать осведомителем. Он отказался. Тогда ему сказали, чтобы он убирался вон из села.

    Батюшка решил искать себе новый приход. 28 апреля на Красную горку вместе с матушкой Серафимой Ивановной они пошли на расположенную близ ст. Титово и сели в первый попавшийся состав в теплушку, а вышли в Моршанске - городе, где никогда не были. На перроне стали расспрашивать где ближайший храм.

    Здесь иерея с матушкой, находящейся на шестом месяце беременности, видимо в насмешку, направили в располагавшийся близ старого вокзала Никольский храм на Барашевском кладбище. Придя туда, Гулынины нашли уже брошенную и разоренную, доживавшую свои последние дни церковку. С бугра они увидели паривший над городом внизу силуэт Свято-Троицкого собора и направились к нему, надеясь на встречу с местным священством и его помощь.  

     В караулке, располагавшейся в подвале храма, сидели какие-то непонятные, непохожие на церковных, бритые люди и ругали оставшуюся верной курсу патриарха Тихона церковь. Поняв, что прекрасный храм находится в руках обновленцев-подпевал советской власти, Гулынины развернулись и пошли прочь.

     С трудом после многочисленных расспросов им удалось найти викарного Моршанского епископа Серапиона, главу местной тихоновской церкви.

Владыка очень тепло принял молодого пастыря, напоил чаем и долго беседовал, а в конце с грустью сказал:

     - Я бы тебя взял в город в Базевскую Никольскую церковь, да только вчера о.Николая Никифорова туда назначил. Но ты еще вернешься сюда, еще послужишь, много послужишь.

    О. Павел был назначен на приход в село Чернитово, так как тамошнего священника арестовали, и храм не действовал. Звал его опять в Базево уже другой местный епископ в 1935 году, но, прикипев душой к своей скромной сельской церковке, иерей уже сам не согласился.

     Пророческими в дальнейшем оказались слова владыки Серапиона. Вернулся в единственную оставшуюся на долгие десятилетия действующей после атеистического угара Базевскую церковь о. Павел,     в 1953 году сослужащим священником, оставив за плечами 15 лет заключения и ссылки за веру Христову, и несмотря на перенесенные страдания не очерствев душою и не озлобившись. С I960 и до смерти в 1989 году он был настоятелем этого храма, благочинным округа, духовником священства. Действительно много послужил митрофорный протоиерей Павел будучи все эти годы очень любимым, авторитетным, мудрым и почитаемым моршанским пастырем. Своего рода народным старцем нового времени.

       42-летний протоирей Николай Петрович Никифоров был уроженцем Моршанска, сыном богатого купца-старообрядца. В православие пришел осознанно еще до революции, оставив вместе с этим и состояние отказавшегося от него отца. На приход прибыл из Троицкой церкви села Бондари. Зажженная в нем духовным отцом протоиереем Николаем Стяжкинским искра Божия, разгоревшись в жаркое пламя, топила в прихожанах лед безверия и выжигала в умах наносную клевету на церковь Христову от власти. Без преувеличения можно сказать, что он самый яркий народный пастырь тех лет Моршанска и округи. Не зря ведь его очень и очень многие люди меж собой за доброту, простоту, готовность всегда помочь простым, доходчивым, и верным советом называли старец Николай. В храме во время его проповедей яблоку негде было упасть.

     Многие годы до 1930-х годов Богоявленский Крестный ход из Базевской церкви совершался к Иордани у Свято-Троицкого собора: путь его лежал по Базевской, а затем Соборной улице. На площади он сходился с колоннами других приходов. Священство вкупе освящало Иордань на Цне. Крестный ход запретили. Портил он своей масштабностью картину строящего социализм города. Говорят, что у прихожан было предложение проводить ход через Голубочкин переулок по пустынному лугу к Коршуновскому храму и, слившись с тамошней процессией, освящать воду в Цне. Но по причине запретов и из этого ничего не вышло. Отныне воду в бочках освящали внутри церкви.

      В августе 1927 года Тамбовский Губисполком разослал в исполнительные органы подведомственных городов предписание под грифом «Секретно», в котором предписывалось снять колокола с храмов расположенных на их территории, В Моршанске эта кампания набрала активность в конце 1920-х - начале 30-х годов. Первым этапом ее было выборочное снятие с церквей больших колоколов: бездуховная власть считала их излишеством. В то время, когда для целей индустриализации так необходим металл, из которого они были выполнены. Как-то в первой половине лета 1928 года у действующей Базевской церкви появилось человек шесть рабочих. Руководили ими некие братья Крючины из села Устьи. Именно созданная под их руководством бригада, взяла подряд на выполнение по городу этого черного дела, В ответ местная власть этих разрушителей уважала и считала «ценными специалистами».

     Находясь в фаворе из-за своей геростратовой славы Крючины и вели себя соответственно барственно. На место очередного «подвига мастерства» они обычно подъезжали на тарантасе, запряженном двойкой хороших лошадей. В Базево их артель явилась ниспровергнуть главный колокол звонницы - «Праздничный».

     «Праздничный» или как часто называли его в народе «Большой» колокол был гордостью прихода, голосом слободы. Высота звона была около 1 м 60 см, а ширина юбки под 1 м 40 см. На боках его по окружности шла надпись славянской вязью и были вылиты изображения святых. Голос его был звонким и мелодичным и прихожанами сразу и безошибочно выделялся даже в радостной общегородской пасхальной какофонии. Звонили в него не часто, в основном по праздникам и воскресеньям, за что он и получил свое прозвище. В обычные  же дни пользовались висящим здесь же другим, размером чуть поменьше, но с каким-то глуховатым и немелодичным голосом. Летом когда временами на колокольне для предупреждения пожаров в слободе организовывали дежурства, всякий знал,  если в будний день не по времени били набатом в «Праздничный», то где-то беда. Слушали эти звуки с тревогой. Так и говорили: «Забил «Большой»  значит пожар большой. Хватай топор, ведро и беги на помощь, иначе ветер огонь и до твоего дома донесет. Не знаешь, где горит, мчись к церкви - с колокольни покажут»

        Те немногочисленные ныне здравствующие старики, бывшие свидетелями расправы над «Большим» говорят, что народа на площади в этот день собралось «как на 1 мая», столько, что не протолкнуться - «вся площадь битком забита, милиция еле сдерживала. Кругом слезы, проклятия».

     Вопреки ореолу «опытной бригады» черное дело у рабочих почему-то шло плохо. Они никак не могли справиться с поставленной задачей. Не хотел «Праздничный» покидать свое законное место.

      В этой гудящей толпе незаметно стоял, размазывая слезы по бороде, дед Кузьма Байгузов, звонарь. Был он из обычных крестьян, жил на противоположной стороне площади в деревянном домике с женой Ольгой и сыновьями Степаном и Николаем. Звонарем считался неплохим и занимал эту должность много лет. Колокола были его любовью и отрадой, так как похвастаться примерной женой дед Кузьма, увы, не мог.

    После случившегося он вскоре по своему желанию оставил эту должность, так как от стресса стал сильно хворать. Так и не оправившись, Кузьма умер...

     Ближе к вечеру рабочим все же удалось выполнить поставленную задачу. Сквозь выломанные перила с южной стороны колокольни «Большой» спихнули вниз и он один раз перевернувшись в воздухе, глухо шмякнулся на немощную землю в том же положении, что и висел, впившись в нее сантиметров на 30. Даже не треснул. У многих на глазах были слезы. Понимая, что вскоре он покинет слободу, с ним прощались как с мертвым человеком, любовно поглаживали его, ставшее безжизненным, тело.

     Видимо, чтобы не раздражать народ, колокол не стали бить на месте как у других церквей т.к. из-за этого не раз выходили серьезные конфликты. На следующий день к храму подогнали подводу и «Большой», к которому шло паломничество местных жителей, погрузили и навсегда увезли в неизвестном направлении.

 

8. Кафедральный храм Моршанской епархии.

 

      1930-е годы Базевский храм, никогда так и не познавший ереси обновленчества, стал сосредоточием монашества из разоренных обителей, переехавшего в город из сел не служащего священства и их семей. Естественно, был под особым надзором власти. Время от времени кто-то исчезал. Проходил слух: арестовали. Ближние храмы вокруг постепенно закрывались, и сужалось кольцо вокруг Базевской церкви.

      Наверное никто и никогда предположить не мог, что в Базевской Никольской церкви будет Кафедра Моршанского епископа. Столь мала и скромна она была. Ни у кого и язык не поворачивался назвать ее «Кафедральным Собором». Почему именно на ней остановил Владыка свой выбор сказать трудно, ведь исповедующего чистоту православия тихоновского течения придерживались и другие церкви: каменные и покрасивее. К примеру, Феодоровская на бывшем Купеческом кладбище или Никольская в Коршуновке. А этот и  использовался еще совсем недавно большей частью лишь как храм при кладбище. Даже Рогаточный переулок в народе чаще называли «Мертвым», т.к. по нему шли похоронные процессии.

Кафедральной Никольская церковь стала при Владыке Серапионе (Шеваляевском). Говорят он пустил в Кафедраль Троицкий Собор обновленцев после сноса их Покровской (Вознесенской) церкви, а те, через пару лет не без помощи властей, выжили оттуда тихоновцев.

      12 сентября 1930 года в Кафедральном Свято-Троицком соборе епископом Серапионом был рукоположен во диакона будущий новомученник Русской церкви Александр Андреевич Виноградов (1887-1938). Спустя два месяца  15 ноября - Владыка Серапион на Литургии в Кафедральной Никольской церкви уже возносил о нем молитву как о новом иерее Александре.

     Исходя из этого, можно твердо сказать, что местом епископской кафедры храм стал в промежутке между двумя этими рукоположениями.

В Никольской церкви служили и трое последующих Владык, до упразднения Моршанской Епархии в конце 1937 года.

     Из написанного выше мы видим, что как и многие другие, этот приход подвергался притеснениям и травле: были и аресты священства, и выселение их из домов, и запугивание верующих, наглая клевета. Тем не менее, к жестокой досаде богоборцев множество людей шли и шли с разных мест именно сюда, где сохранялся осколочек старой, истинной Церкви и чувствовался дух той распятой Святой Руси.

     Причт к середине 1930-х годов в Никольской церкви подобрался очень яркий: протоиерей Николай Петрович Никифоров - яркий проповедник, человек святой жизни, благочинный округа и духовник священства настоятель иеромонах Серафим (вначале приб. до 1935 года - иеродиакон, (в миру Василий Иванович Блохин) – Сослужащий, о. Борис - монах, обладал красивым музыкальным голосом, в повседневной жизни ходил в белом подряснике и носил очень длинные до пояса распущенные черные волосы  также сослужащий.

      Диакон Александр Иванович Лебедев смелый и бескомпромиссный в вопросах веры человек, земляк матушки протоиерея Никифорова был уже не по слухам знаком с исправительными учреждениями советской власти, отбыв около пяти лет в ИТЛ. Выйдя на свободу, видимо по приглашению о. Николая, в 1935 году, поступил в Базевский храм. В глаза людям сразу бросалась его короткая после застенков стрижка, от чего он напоминал обновленца. Жил с семьей через дом от настоятеля в снимаемой квартире по ул. Рабочей, 7.

     Между его жильем и двором о.Николая в строении № 5 жила вдова купца 1-й гильдии Тимофея Ивановича Клюева Антонина Григорьевна с детьми. Батюшки дружили с их верующей семьей. Однажды хозяйка решила спуститься в погреб, но запнулась и упала в глубокую шахту. Ударившись, сломала руку и могла погибнуть внутри от переохлаждения, не имея сил выбраться.

О. Александр случайно увидел падение в окно и поняв, что дело плохо, выбежал и вытащив из погреба по существу спас ее.

     Благодарная Антонина Григорьевна рассказывала всем этот случай. После него диакон дополнительно стал симпатичен всей округе и прихожанам Люди его зауважали и полюбили. Хоть прослужил он недолго, но память о себе оставил самую светлую.

      В храме служил еще и протодиакон типичный смиренный и добрый служка старой Руси. Годы не донесли до нас его имени и фамилии. Известно только, что протодиакон был уроженец с. Сараи Рязанской области, где в те годы жил его сын Василий, которого они с матушкой Степанидой очень любили и временами посылали ему продукты. Сами жили на квартиpe по улице Калинина, 326 рядом с церковью. В быту были очень скромными и глубоко верующими. Дружили с соседями Байгузовыми, которые называли протодиакона  по-домашнему - Кузьмич. Матушка обычно заходила и говорила: "К вам пришла, а то  с бабами и поговорить не о чем, одни сплетни".

     Часто служил в храме викарный епископ Павел (Введенский), иногда в праздники ходил сослужить или просто помолиться бывший первый епископ моршанский Иоанн (Георгиевский). Находясь на покое, он жил на ул. Красноармейской, 9 на квартире у своего друга Ивана Александровича Ирошникова и его жены Евдокии Капитоновны. Все священство было скромным, грамотным и уважаемым не только в слободе, но и во всем Моршанске.

       Более двух десятков лет обязанности псаломщика (чтеца) в Базевской церкви исполнял Василий Иванович Морев.

      Отец псаломщика  Иоанн  был священником Архангельской церкви уездного села Кулики. Есть основания полагать, что род их пошел из пригородного села Устьи, где люди с такой редкой фамилией есть, чего не скажешь о Базеве.

      Впервые о. Василии Ивановиче в скупых архивных данных упоминается по поводу сдачи в 1908 году принадлежавшей храму надельной «мордвинцевской» земли. Коллегиально вместе с настоятелем о. Михаилом Рождественским, диаконом Иоанном Карельским (до этого служил в Крестовоздвиженской церкви села Карели, где почитался людьми богомудрым старцем - И.О.) и ктитором местным крестьянином Алексеем Саяпиным  псаломщик Морев утверждал подписью договорные актовые документы.

     Пережив нескольких настоятелей церкви, он со временем стал неотъемлемой принадлежностью прихода. Среднего роста с большой черной густой бородой, на службах непременно в подряснике он всегда очень старательно своим густым басом вычитывал все положенное. Голос его хоть и не был громким и хорошо поставленным, но все всё понимали, так как каждое слово он старательно проговаривал, не признавая укоренившуюся сейчас скороговорку. Под конец жизни был еще вероятно и алтарником. Быть псаломщиком Василий Иванович считал не работой, а служением Богу. Как человека его отличали вежливость и доброта.

     Жили Моревы против северного входа в Никольскую церковь прямо на площади (ныне усадьба Калинина, 145). Жили бедновато, особенно после революции. Быт их мало, чем отличался от соседей: обрабатывали огород, держали корову. Супруга Василия Ивановича Вера Ивановна шедшая с мужем по жизни с 16 лет, когда ее выдали замуж, была скромной и богобоязненной женщиной  типичной женой церковного служителя старой Руси. В семье у них было девять человек детей. Сыновья: Алексей, Александр, Леонид, Иван и Константин, а также пять дочерей: Мария, Ольга, Нина, Анна и Лида.

    Когда начались всевозможные притеснения людей, связанных с церковью, Василия Ивановича предупредили, что, если он в самое короткое время не сбудет свой просторный крепкий бревенчатый дом, то его попросту отберут. На семейном совете он предложил любому из своих многочисленных детей, из которых никто не был связан с церковью, оформить его на себя. Все отказались. В результате псаломщик Морев в безысходности по малой цене сдали его государству. В нем устроили просуществовавший очень недолго детский садик, при котором Василий Иванович остался сторожем, совмещая это со служением в церкви. Семья его жила на квартире.

    Видя вокруг ежедневное святотатство и кощунство, и сильно все это переживая во время очередного закрытия, ставшей родной Базевской церкви, его парализовало и он несколько месяцев лежал.

    К сожалению, нам ничего не известно о его благочестивой жизни. Скончался Василий Иванович Морев приблизительно зимой 1933 года в возрасте около 60 лет и был удостоен огромнейшей для христианина чести  быть погребенным в трех метрах от южной стены алтаря. Прощался с ним весь приход, и немало людей искренне плакало. Народу на похоронах было столько, что не вмещала церковь. По выносу гроб с телом обносили вокруг церкви.

      После смерти отца дети разлетелись по белу свету. Вдова псаломщика Вера Ивановна уехала на Кавказ к дочери Лиде. Скончалась в 1950-х годах в подмосковном городе Раменское, где проживала у дочери.

      Из всех в Моршанск вернулась только Мария. Ее внук иерей Андрей Патрин ныне настоятель Крестовоздвиженской церкви села Карели.

     Далее обязанности псаломщика (чтеца) по некоторым данным исполнял какое-то время до своего ареста в 1935 году староста Феодоровской церкви на Купеческом кладбище Николай Михайлович Яковлев. Алттарницей в Базевской церкви в эти годы была бывшая инокиня Прошина монастыря мать Феофания (Прасковия Трофимовна Комарова) и мать Михаила, в миру Матрена., Обе пришли сюда из других закрытых храмов. Первая Феодоровской приходской церкви, а вторая Свято-Троицкого собора, обе вероятно избежали арестов. Матушке Михаиле не суждено было впоследствии увидеть возобновления закрытой церкви: скончалась она возрасте более 50 лет во время ВОВ. Погребена была среди монашеских могил за алтарем разрушенной Феодоровской церкви бывшего Купеческого кладбища.

    Крепким духом был и староста храма. На каждой службе пел отличный хор числом человек в 25 под руководством регента Василия Андрияновича Серикова, жившего на улице Кагановича (Моршанской). Из голосов выделялись: бас Михаил Григорьевич Можарцев, гордость прихода, и дочь старосты Татьяна Васильевна Крухтанова.

     Певчий Михаил родился в 1889 году в семье пригородных крестьян Григория и Ольги Можарцевых на Новой Базевской улице. От природы Господь наградил его басом чудной силы, красоты и чистоты. Поначалу вместе с ним в церковном хоре поет и младший брат Николай (1893-1953), обладавший также красивым голосом, но в 1913 году его берут в армию. А следом началась 1-я Мировая война, революция.

     Семь лет пробыл Николай на службе, много воевал и в хор ему уже не суждено было вернуться: на фронте тяжело болел, но выжил, а голос потерял,

    В смутные революционные годы Михаил поет в престижном профессиональном хоре Вознесенской (Покровской) церкви. Работает почтальоном и обрабатывает надельную землю. По некоторым данным в 1920-х годах одно время пел и в хоре Свято-Троицкого собора, а затем перешел в хор скромного маленького храма родной слободы.

     Голос у Михаила Григорьевича был таков, что слышавшие его помнят до сих пор. По силе с ним мог сравниться разве что протодиакон Троицкого собора Василий Николаевич Воробьев. Ценители и знатоки пения предлагали ему перебраться в Москву, проча неплохую карьеру на оперных подмостках. Он отказывался семья большая: у них с женой Анной Ивановной было шесть детей. Да и верующим очень был, чтобы менять Литургию на сомнительные, осуждаемые святыми отцами развлекательные мероприятия.

     Когда начались гонения на веру, его не раз вызывали во властные органы и предлагали вместо церковного хора петь в клубе или Доме культуры. Он делать таковое отказывался. Тогда от уговоров перешли к угрозам: будем судить. На это Михаил Григорьевич, человек смелый и волевой ответил: «Сажайте меня вместе с моей оравой» и продолжал петь до закрытия церкви.

    Впоследствии, когда храм был возобновлен в 1944 году, Михаил Григорьевич пришел в хор вновь, чем очень обрадовал старых прихожан как бы символизируя преемственность и доставляя всем своим голосом большое наслаждение. Когда его парализовало, он три года до смерти лежал очень сильно страдая. Все люди его очень жалели. Скончался в августе 1960 года. Похоронен был на Базевском кладбище.

 

9.   Вхождение на Голгофу

 

    Когда 9 февраля 1937 года в возрасте 70-ти лет скончался Владыка Павел Введенский (как записано в метриках загса - на квартире диакона Лебедева), то похоронили его метрах в восьми по прямой на восток от алтаря среди старых могил. На свежий холмик поставили обычный деревянный крест.

    Вероятно погребли мужественного и праведного Владыку в сем месте еще и из вопроса сохранности захоронения: на городском кладбище в это время вовсю творилась вакханалия разрушения и могилку святителя могли целенаправленно осквернить. А тут она была бы под присмотром. Время само доказало правильность этого выбора. Как вспоминают старожилы в тот день, несмотря на жуткий мороз проститься с Владыкой пришло огромное количество людей.

     Некрополи были у всех моршанских церквей и не было исключением  Базево - один из старейших престолов в городе. С восточной и частично южной сторон церкви за алтарем еще до ВОВ располагался довольно большой по площади погост (территорию погоста застроили в 60-80-х годах сомкнув нечетную сторону улицы Энгельса. Кроме гражданских двух и одноэтажных домов здесь возвели с церковной стороны Архиерейский дом. Все найденные в земле останки отец Павел Гулынин, бывший в то время настоятелем, велел бережно собрать и похоронить в общей братской могиле напротив алтаря) или как его называли в слободе «погостье». Здесь хоронили только людей заслуженных, сделавших много для прихода: старост, благотворителей, людей подвижнической жизни и священнослужителей. Стояли кресты как правило без оградок, немногочисленные гранитные памятники. С юга церкви находилось несколько склепов.

    Время стерло в памяти фамилии многих, нашедших здесь последнее пристанище. Люди помнят, что еще в 1950-х годах в юго-восточном углу церковной территории (на месте нынешнего Архиерейского дома) стояло пять деревянных крестов. На самом большом из них имелась размытая табличка, которая сообщала, что здесь покоится церковный староста Афанасий Михайлович Нечин. Рядом под дубовым крестом покоился прах раба Божьего Павла, ктитора храма.

     Метрах в шести от их могил на запад в сторону церкви был погребен староста Василий Маркович Крухтанов. В двух метрах от южной стены алтаря нашел свой последний приют псаломщик Василий Иванович Морев. Из пяти металлических крестов, что стоят ныне за алтарем, единственная и малограмотная табличка только на могиле Крухтанова.

    Смерть Владыки явилась как бы предвестником бед грядущих лет. Прибыл новый епископ Аполлос (Ржаницын), но служить ему на Моршанской ниве выпало очень недолго.

    Божий люди любили Базево. До своей кончины в конце 1920-х годов храм и слободу посещал Коршуновский подвижник юродивый Николай Колодочник, которого здесь звали «прозорливый Николай». Он много предсказывал и призывал крепиться и не изменять вере Христовой в угоду богоборческой власти. Верующие его за праведность почитали великим рабом Божиим и с радостью принимали на ночлег.

     Людская молва гласит, что за некоторое время до закрытия Никольской церкви в нее на службу пришла юродивая странница из Отъясс - мать Параскева, называемая в народе «кошелочница» (Прасковья Кузьминична Володина - 1895-1966 г.г.). В руках у нее как всегда, была огромная корзина с плетенной крышкой - кошелку. В ней она носила камни. Евангелие, воду в бутылях со святых источников, еду, иконы и прочее, прочее. Поклажа всегда была очень тяжелая, тем не менее, мать Параскева с ней никогда не расставалась. Люди обычно при разговоре смотрели на ее манипуляции с корзиной, по которым иногда можно было определить, о чем странница хочет предупредить.

    На этот раз у нее в корзине сидел живой голубь. Откуда Параша его взяла неизвестно, но во время Литургии она распахнула крышку своей кошелки и птица стала метаться по храму, хлопать крыльями. Из-за тесноты эффект был ошеломляющим. Священнослужитель прервал службу и строго спросил: "Кто это сделал?" Люди показали на мать Параскеву, которая и не думала таиться, а стояла здесь же со своей кошелкой в руке.

«Выйди из церкви» - сказал он.

«Я-то выйду, да войду, а вот ты - не знаю» - сказала странница и, развернувшись, пошла вон.

    Вскоре начались аресты, В злополучный день 5 июня 1937 года забрали диакона Лебедева, 25 августа владыку Апполоса, следом отца Николая Никифорова, а 4 сентября владыку Иоанна. Судили всех 14 сентября, и приговор для всех был един - расстрелять! Известно об этом стало лишь многие десятилетия спустя.

    Та же участь постигла и монаха Бориса, который куда-то исчез. Протодиакона забрали в 12 ночи, придя за ним как за разбойником с оружием в руках.

     Из причта чудом на время отсрочил арест только о. Серафим Блохин. Его предупредили, что за ним придут и он, одевшись в мирскую одежду, ночью пешком ушел из Моршанска в родное село Большое Пичаево. Скрываясь, некоторое время жил в землянке в лесу у села Кутли у монахини Серафимы. Находясь в бегах, прятался и в Моршанске в келье у бывшей насельницы Прошина монастыря инокини Дорофеи (Дарьи Комаровой). Даже платок на голову безбородого батюшки повязывали, когда надо было провести его мимо НКВДистов.

     Иеромонах Серафим тем не менее не избежал ареста, был и на фронте. Впоследствии, поселившись в Рязани, он не раз приезжал в Моршанск к духовным детям. Ко времени кончины батюшки о нем, далеко за пределы этих двух областей, шла добрая слава духоносного народного старца. Отошел ко Господу в 1989 году в возрасте 82-х лет и был погребен у алтаря кладбищенского Скорбященского храма г.Рязани.

Как вспоминают старожилы, прихожане пришли на праздничную службу (Успение Пресвятой Богородицы), а храм открыт и никого из священства нет. На дворе был август 1937 года.

     У Епископов Моршанской епархии Петра (Савельева) и Павла (Введенского) на службах присутствовало всегда по несколько иподиаконов, набранных из детей и молодых людей Базева. Среди них были и племянники от сестры Антонины матушки о. Николая Никифорова Татьяны Николаевны Наркисс (1921 г.р.) и Галик (1923 г.р.) Сурины, названные редкими именами из святцев. Галик (по паспорту Роберт) очень любил о. Николая и хотел также стать священником. Жизнь повернула по - другому: 12 мая 1942 года Роберт Харлампиевич погиб'на фронте в звании младшего сержанта в с. Писаревка Харьковской области.

Как говорят, один из прислужников, живший на ул. Калинина неподалеку от храма, ..некий Павел Прошин был также арестован в 1930-е годы и посажен в тюрьму (люди " относились к нему неоднозначно).

    Звонарь Никольской церкви человек добрый, верующий и положительный (фамилию выяснить не удалось) проживал в крепком бревенчатом доме по ул. Школьная, 65. Его выселили, а строение передали семье милиционера Владимира Качурина.

     Не имея своего угла несчастный слонялся, получая еду и ночлег у добрых милосердных людей. Вскоре и он был арестован, как и некоторые простые верующие. Почти все эти люди нашли в застенках свою смерть.

     В страшный 1937 год скромная Никольская церковь была своего рода светильником, к которому льнули люди распинаемой родины. Нам, никогда не узнать абсолютно всех их святых имен. Повсеместно закрывались храмы и их бывшие служители переселялись в город, где посещали этот приход. Вместе с причтом некоторые из них также были арестованы. Среди них: Аполлон Михайлович Гурьев бывший священник Троицкой церкви с. Большое Пичаево, арестован 14 августа; митрофорный протоиерей Митрофан Андреевич Замятин находящийся на покое бывший благочинный Больше - Пичаевского округа, арестован 21 августа и арестованный в этот же день бывший священник с.Чернояр Шацкого района Николай Иванович Костин.

      В протоколе допроса Н.И. Костина есть такая строка: « Контрреволюционных связей я не имею... Епископа  Апполоса, Замятина Митрофана Андреевича, Гурьева Аполлона Михайловича... виделся     большинство     в     Базевской     церкви,     но     разговоров контрреволюционного характера не было».

     Все эти батюшки решением тройки УНКВД были приговорены к расстрелу. Казалось бы, что после такого разгрома, церковь Николая Чудотворца должна прекратить свое действие, Но нашелся еще один пастырь, который прекрасно осознавая, что власть использует его в качестве своего рода западни, с единственным выходом, все равно презирая опасность пошел к ее престолу. Это был священник о. Сергий Иванов.

      Сергей Константинович Иванов родился в г. Кронштадте в семье священника. В сан был посвящен в 1920 году и служил в селах Рождественский Острожек, Ярославка, Островка. Перед Моршанском был на приходе в селе Алгасово. Откуда в связи с его закрытием и перебрался в город. Поселился с женой Марией Константиновной и пятью детьми на квартире по ул. им. Энгельса, 54. В это время он уже был рукоположен в сан протоиерея. Из-за наложенных на него непомерных налогов, семья жила почти впроголодь, а о. Сергий не раз попадал в застенки. За доброту, мастеровитость, простоту и праведность обычные люди на всех местах служения его очень уважали. Голос у батюшки был - лирический тенор.      

     Однажды безбожники устроили диспут -по поводу существования Бога, который пастырь Сергий у них с блеском выиграл. Не в силах простить свой позор они искали лишь повод с ним поквитаться.

Идя на свой последний приход батюшка знал, что эта церковь - западня, но с крестного пути не свернул. Всего 6 недель прослужил в Базевской церкви о. Сергий. 29 сентября его вызвали в горисполком «для беседы», откуда он не вернулся, сумев передать семье записку «Езжайте в Тамбов, я арестован».

    Как потом стало известно, его перевели в Мичуринскую тюрьму. Еще раньше в храме был арестован староста, которого, ища законных оснований своим действиям, путем нечеловеческих побоев и истязаний, заставили подписать донос на пастыря и выпустили умирать на свободу. Через две недели по выходу тот скончался от ран.

    Отца Сергия, не в силах забыть его победу в диспуте и пытаясь смыть позор, заставляли написать статью, что Бога нет. Взамен предлагали свободу. На это он ответил категорическим отказом. В 1938 году 45-летний стойкий воин Христов был предан смерти через расстрел.

Вероятно, после ареста протоиерея Иванова Никольский храм и закрылся. Во всяком случае, не удалось выяснить служил ли он еще хоть месяц. Тем не менее, расправа над связанным с ним людьми продолжилась и далее.

     13 декабря 1937 года был арестован Василий Андрианович Сериков, регент, по своему социальному статусу и происхождению обычный рабочий из крестьян. Как и все другие решением тройки ЦНКВД от 15 декабря 58-летний регент по пресловутой статье 58-10 был приговорен к 10 годам лагерей.

    После ареста диакона Базевской церкви о. Александра Лебедева, его жена с многочисленными детьми (человек пять-шесть) осталась жить в том же небольшом, но справном и красивом домике на улице Рабочей, 7. Жили Лебедевы очень бедно, фактически впроголодь. Посему люди к большим церковным праздникам (Никола, Пасха, Рождество) собирали деткам о. Александра съестные подарки: пирожки, сладости, яйца, просто еду, а также кое-какую одежонку. Все это укладывалось в корзины и относилось им домой. Диакона Александра очень уважали и почитали мучеником за веру. Через некоторое время Лебедевы переселились куда-то еще.

 

10.  Поругание.

     Однажды, где-то через год, летом местные жители увидели в ограде оживление: с южной стороны колокольни вновь выломали перила и, установив под углом два бруса, спихивали вниз оставшиеся колокола. Занято этим было человек пять, не местных. Базевских, желающих войти внутрь ограды поглазеть, выгоняли вон. Колокола побольше (около метра в высоту) кололись о землю, поменьше били кувалдами, затем обломки с затейливой вязью и рисунком грузили на подводу и увозили куда-то в город.

     Старожилы уверяют, что колокола сняли лишь со второго захода: первый раз бывшие прихожане не дали, так же как якобы и начать разборку здания, заявив: «Если хотите, то взрывайте его вместе с нами».

Во времена коллективизации в Базеве был организован колхоз «Красное начало». Само по себе хозяйство было очень маленьким и занималось тем, что сажало подсолнечник и выращивало огородные культуры на своих посевных площадях в районе Куликовского бугра. Работали в нем в основном жители Базева и бывшей слободы Громок.

    Основу средств производства хозяйства составил инвентарь, полученный в результате раскулачивания, и ветряная мельница, также конфискованная и стоявшая почти впритык с севера от Базевского приходского кладбища (ныне угол Тургенева и Межевой). Рядом в ба­рачном здании ранее, видимо, бывшей ее подсобкой, располагалась контора «Красного начала». Здесь же в непосредственной близости к некрополю устроили скотный двор, на котором в достаточно просторной конюшне находилось около полусотни лошадей. Другой скотины у колхоза (вторая половина 1930-х годов) не было.

     Еще один ветряк стоял чуть дальше на противоположной стороне улицы. Его после национализации вместе со складом и добротным (под металлической крышей и выкрашенным красным суриком) домом мельника передают другому пригородному хозяйству-колхозу им. Коминтерна.

     Нажитое чужим трудом не пошло впрок. Довольно быстро «Красное начало» свой ветряк бесповоротно изломало и он как памятник бесхозяйственности, стоял с отломанными крыльями, используемый под склад инвентаря до середины ВОВ, когда был разобран на дрова. Ветряк колхоза им. Коминтерна проработал до 1936 года, после чего его постигла та же участь.

      Когда в Базеве в 1937 году закрыли церковь, то помещение предназначалось для передачи колхозу «Красное начало» для размещения в нем конюшни. Трудно сейчас сказать была это инициатива председателя колхоза Дмитрия Алексеевича Попова или городской власти. Возможно, совместная. Но, к счастью, этого не произошло. Видимо, хоть и добротное и теплое здание из-за архитектурных особенностей и небольших размеров признали негодным для этих целей.

      Колхоз «Красное начало» был ликвидирован после ВОВ... •  Разрушение церкви началось практически сразу по закрытию. Уже в 1939 году у храма были неаккуратно наглухо забиты досками все окна купола, местами побиты стекла внизу и ни на одном из многочисленных столбов ограды луковицу более не украшал крест. Тем не менее на самом храме они еще были. По некоторым данным лишена изгородь была этих символов веры по инициативе местных учителей, считавших, что они дурно влияют на школьников и заставлявших их ломать кресты, как повинность за плохое поведение и успеваемость.

     От медленного методичного поругания сама церковь выглядела какой-то осунувшейся, понурей и постаревшей. Казалось, что ничто уже не сможет оживить ее. Но были в Базеве да и всем Моршанске люди, истово молившие Господа и верившие, что несчастья канут в Лету и придет счастливое время, что для Бога ничего невозможного нет и храм когда-нибудь воскреснет.

    Некоторое время Базевская церковь стояла закрытой на замок. Священников больше не давали, ключи от нее забрали, и никто толком не присматривал за ставшим бесхозным зданием. Мальчишки, из располагавшейся в здании бывшей церковно-приходской, начальной четырехклассной школы, пролазили на территорию сквозь дыру в ограде играть в догонялки. Однажды один из них заметил, что прутья в решетке южного окна алтаря укреплены плохо (еще когда храм действовал его грабили, выпилив часть, прутьев в этом окне, а потом недобросовестно заделали). Мальчишка этот за свой неугомонный характер имел прямо таки знаковую кличку «Сатана». Отодвинув прутики, он пролез внутрь и показал путь другим, а те далее по цепочке. Вскоре в храм полезли и неверующие взрослые - все, кому не лень. Тащили от сюда все кто что мог. Взрослые в основном старались это делать в тайне от соседей и друг от друга. Такие поступки вызывали всеобщее презрение и осуждение. Многое же из действий, воспитанных в неверии ребят, не поддается логическому смыслу - просто злобный, омерзительный, атеистический кураж. Да и можно ли их судить строго, если им каждый день в школе долдонили: «Бога нет, мы везде летали, а Бога не видали», вешали в классах глумливые атеистические газетки.

       Шел Великий Пост. Обычно в это весеннее время перед центральными воротами церкви разливалась большая лужа. В этот год в ней плавало множество икон - выбросили из храма, бесцельно, просто, чтобы поглумиться. Дети таким образом, «играли в кораблики», расстреливая доски со святыми ликами-камнями.

     Иконы в иконостасе были писаны на цинке. Однажды одна из женщин с ул. Калинина по имени Евдокия из бывшей двадцатки увидела, как их вынули и, сложив стопкой, приготовили забрать. Не побоявшись, она перенесла их к себе во двор, надеясь после вернуть в храм. Увы, сыновья не разделяли ее духа и нашли образам другое применение: по хозяйству - покрыли сарай, перевернув, дабы избежать пересудов их ликами вниз.

     Мало кто из жителей осмеливался стыдить разрушителей: боялись и их, и власть, которая, узнав о защите «религиозного дурмана», по головке не погладила бы. Некоторые потихоньку брали иконы из церкви и лужи домой... Храм был маленьким, но имел вдосталь все необходимое в ризнице и определенные запасы в кладовой. Куплено все было впрок на народные копейки исключительно для богослужебных целей. Под колокольней Никольской церкви, с правой стороны, имелось небольшое помещение, где располагаюсь нечто вроде кладовки-гардероба. В стоявших здесь сундуках хранилось много разноцветных священнических риз, куски материала, парча для облачений, книги.

    Взломав и это помещение, а затем и сундуки, дети поначалу стали рвать ризы, надевать их на себя, но кто-то постарше их остановил, смекнув, что на качественном дорогом материале можно неплохо заработать, во всяком случае, на вино хватит. Кощунственно примерив одежды на себя и вдоволь наобезьянничившись, они пошли их продавать по Базеву, Люди отказывались это покупать даже за небольшую цену или обменять на самогон. Ходили они долго даже через луг в Коршуновку. Предлагали всем подряд, даже доившим коров женщинам, рекламируя краденое и его качество.

     Были в этой компании и женщины, привлеченные к делу, потому что люди им больше верили, ожидавшие своей доли. Одна из них средних лет дошла с рулоном парчи до улицы Карла Маркса, Здесь ей сказали, что одна из жительниц В.Д.Кульпина подрабатывает швейным делом. Зайдя к ней в дом, «коробейница» разметнула желтую парчу с серебристыми цветами по полу:

- Бери, совсем за дешево, хоть половики себе хорошие сделаешь…

Валентина Дмитриевна, несмотря на свой небогатый быт, узнав, что материал из Базевского храма, от выгодной сделки наотрез отказалась.

    Кто-то, видя, что торговля идет плохо, предложил действовать по-другому. У облачений были атласные подкладки, в основном, желтые. Их отрывали и продавали отдельно, не сообщая, откуда они, а парчу выбрасывали. Люди, не зная о происхождении товара, покупали материал. Говорят, потом можно было видеть девочек-подростков в платьицах из него. Людская молва гласит, что почти всех из кощунников убили на фронте.

     В начале лета 1941 года в Базеве произошло однозначно истолкованное верующими как вещее событие.

     В то время, когда не было ни электричества, ни телевизоров, ни машин с наступлением темноты улицы погружались во мрак и тишину, прерываемую только лаем собак.

     Однажды, поздним вечером на церковь прилетел очень редкий и осторожный в городской среде сыч. Звуки, издаваемые этой ночной птицей, очень разнообразны и нередко напоминают то плач, то дьявольский смех. Так вот, сыч не просто «плакал», он буквально разрывался рыданиями грудного ребенка. Звуки были до того громкими, пронзительными и тоскливыми, что быстро собрали возле закрытой церкви жителей всех близстоящих домов. В тон ему стали подвывать собаки.

     Птицу пытались спугнуть криками и даже швыряли камни. Но сыч перелетал с луковицы купола на шпиль колокольни и обратно, а то и прятался внутри звонницы. Заглохнув на миг, начинал с новой силой еще более тоскливо и леденяще душу.

     Старики вздыхали, крестились и как один говорили: «Неспроста это, что-то он нам предсказывает - к беде». Раньше, когда церковь действовала, здесь ничего подобного по словам старожилов не случалось. «Плач» продолжался почти всю ночь.

     Люди неверующие пытались поднять слова стариков на смех, истолковывая поведение вещей птицы, как обычное закономерное явление весны. Насмеяться толком не успели, так как дня через два было объявлено о начале Великой Отечественной войны. Ну уж во время нее и после детских слез было пролито столько, что если собрать их воедино -получилось бы огромная, как Волга река.

      Когда началась война в ограбленном и оскверненном храме разместились мастерские по ремонту двигателей самолетов КУ-2 (кукурузников). Говорят, принимая переданную гарнизонной КЭЧ (квартирно-эксплуатационной части) церковь солдаты поначалу также стали вытаскивать и бросать на улицу перед главным входом киоты, иконы, предметы оформления, но сразу «одумались» и прекратили это делать - вещи могли сгодиться «по хозяйству» в мастерской.

      Помещение это было выбрано видимо потому, что, во-первых, оно пустующее, во-вторых, более менее объемное и удобное по местоположению. Сзади, на лугу проложили взлетно-посадочную полосу полевого учебного аэродрома. Стоявшие здесь самолеты выполняли функцию тренажеров для отправляющихся на фронт летчиков: они на них учи­лись летать, сбрасывать бетонные муляжи бомб в цель и т.д. Внутри поставили станки, понаделали верстаков с тисками. Жили военные, в основном, на квартирах, а некоторые из технической обслуги ночевали прямо в церкви.

       Во время нахождения здесь мастерских безобразия с разграблением прекратились. Посторонних туда попросту не допускали. Хотя и военные не брезговали выпивать внутри храма, а иногда при нехватке дров, растапливали две церковные печи чем-нибудь из уб­ранства и обшивки здания. Время от времени постреливали из мелкокалиберных винтовок в грачей и их гнезда на церковных деревьях у часовни. Тем не менее порядка при них стало больше.

      Школу в эти годы обрыли окопами, так как боялись бомбовых ударов врага. При появлении в небе подозрительных объектов детям надлежало туда прятаться.

      Ограду с восточной стороны сломали, а кресты на погосте повалили, так как сквозь него вручную заталкивали к церкви самолеты с луга, фактически примыкавшего к церковному погосту. Однажды, во время этой операции телега с тяжелым двигателем продавила с южной стороны храма свод склепа. Внутри оказалось два гроба, обитых чем-то вроде парчи: синей и зеленой с золотой нитью, а также большая синяя в белый горошек лампада.

      Мастерские размещались в Никольской церкви примерно три года, пока их не перевели в связи с передвижением линии фронта вместе с аэродромом в другое место.

     Говорят, поначалу по выводу мастерских здание хотели использовать для содержания военнопленных и даже пригнали сюда небольшую колонну, но почему-то от этого сразу отказались. Пленных чуть ли не в тот же день увели в город и территория вновь опустела. Более того, она стала как бы бесхозной. Топлива тогда не хватало и внутри потихоньку по ночам вырубали и так уже изрядно прореженные яблони. Лишенная деревянных пролетов штакетника территория превратилась в проходную: перелезая через кирпичную кладку цоколя ограды, срезали путь в город жители с. Устьи, отдаленной части Базева.

И вновь началось разграбление. Открыли путь внутрь храма те же самые мальчишки и в том же месте. На этот раз они нашли чудом уцелевший сундук, полный церковных книг (среди которых были и рукописные), а также снятые зачем-то паникадила. Светильники разобрали и отнесли в пункт приема цветных металлов по улице Сакко и Ванцетти, сдав за небольшую сумму. Большинство же книг ожидала иная участь.

     От военной мастерской остались огнетушители, висящие в проходе под колокольней. Решили испытать их в действии. Для придания надлежащего эффекта ситуации свалили фолианты в молитвенный зал под купол и зажгли, Зачинщиком был все тот же «Сатана». Слава Богу, что огнетушители оказались исправными, и потому храм уцелел. Взрослые тем временем занимались другим. Жесть на крыше была хорошей и мужчины изнутри чердака подрубали крепежи, разгибали стыки и затаскивали полосы внутрь. Некоторые проделывали эту операцию столь искусно, что даже снег оставался лежать на месте.

      Здание все еще числилось за военным ведомством и потому все делалось скрытно, без огласки: листы скатывались рулоном, связывались веревками и оставлялись у разбитого окна. Ночью все вытаскивалось. Из жести мастерили ведра и различные хозяйственные мелочи для продажи. Покупали их на рынке, в основном, сельские жители, которые не знали происхождение материала, из которого сделано то или иное изделие. Были и такие, кто брал из церкви дерево на отопление.

 

                                                                                                     11.   Великая радость.

 

     Слава Богу, новое разграбление и поругание продолжалось недолго. По стране пошла волна открытия храмов, нашлись смелые верующие люди, которые не побоялись выступить инициаторами открытия Базевской церкви, войти в двадцатку. Частью это были монашест­вующие из разогнанных монастырей, вышедшие из тюрем. Да и открывать, в когда-то славившемся своими церквями городе, было уже по существу нечего: чудом уцелевшие Троицкий Собор и Александро-Невская церковь представляли собой еще более плачевное зрелище. Прося разрешение открыть церковь, верующие писали повсюду; и в Святейший Синод и в Тамбовскую епархию, различные местные органы власти. Полуразграбленный храм стали добровольно охранять, организовав дежурства. Вид у него был действительно плачевный: все стекла выбиты, облицовка снаружи и железо на кровле местами сорваны, ограда большей частью отсутствовала, креста на луковице не было, территория захламлена. Внутри и говорить нечего - полная разруха. Люди боялись, что власть передумает, что старый осиновый сруб в таком состоянии долго не выдержит непогоды и промедления и потому спешили. В плачевном виде была и часовенка напротив.

     Одним из инициаторов открытия Базевской церкви в конце Великой Отечественной войны был Николай Александрович Тренин. В то время ему было под 70 лет. Раньше он работал смазчиком на железной дороге, жил с женой Евдокией на Новой Базевской улице (Энгельса, 10). Их дом в недалеком прошлом принадлежал к приходу Феодоровсой церкви.

     Они в основном вдвоем с будущим первым старостой церкви Ильей Прокопьевичем Кирюшатовым, человеком очень достойным и уважаемым всеми, решали бумажные вопросы, организовали у брошенного оскверненного храма дежурства верующих, дабы он не подвергался дальнейшему разорению. Не имея на то официального разрешения, но с неофициального молчаливого согласия местной власти, мобилизовали мужчин делать ремонт своими руками.

     В это время монахини под руководством бывшей Старо-Черниевской инокини матери Нектарии (Натальи Ивановны Ромашкиной) будущей просфорни храма ходили по селам и собирали пожертвования. Люди выкапывали из земляных ям зарытые во время гонений образа и жертвовали их на украшение церкви. Среди них была большая икона «Споручница грешных», ныне находящаяся у правого клироса. Немало икон (в частности чтимый Коршуновский Образ «Достойно есть») перешло сюда из закрытых и порушенных храмов.

     И.А.Тренин скончался до 1950 года и был похоронен на ныне снесенном приходском Феодоровском кладбище, где лежали его предки.

Пожалуй, душой возобновления прихода был местный житель И.П.Кирюшатов.

     Илья Прокопьевич родился в 1887 году в слободе Базево в обычной полукрестьянской семье в Рогаточном переулке, работал кочегаром, сторожем, проживал по ул. Школьной, 44. В семье у них с женой Еленой Кузьминичной рождалось 7 детей, из коих двое умерло в малолетстве.

    Илья Прокопьевич был не очень грамотным, но смелым, положительным и очень верующим человеком. Когда военная часть освободила здание, он стал агитировать людей открыть приход. Сам собирал подписи, лично хлопотал и писал письма во властные инстанции. После схода приходской совет избрал его председателем. По натуре новый ста­роста был не из тех, что любят, сложа руки руководить. Работал он вместе со всеми: сам возил на тачке глину, кирпич, плотничал. Поначалу до того как к делу подключились многочисленные матушки, Илья Прокофьевич и сам ходил с тележкой в Коршуновку, Соловьевку: кто доску даст, кто бревнышко. Из того и стали восстанавливать церковь. Однажды дочь Наталья, видя самоотверженный труд отца, не удержалась, и задала ему вопрос:

- Пап, ты вот вроде староста, а сам работаешь, из денег даже булочку себе не купишь. Все сам да сам.

- Вот какая ты, дочка, чудная, - ответил Илья Прокопьевич, - каждая старуха несет на церковь последнюю копеечку, а я их буду булками проедать.

Еще в 1939 году, когда у Натальи родился сын Владимир, была проблема окрестить ребенка. Все церкви уже не действовали. Добрые люди сказали, что в районе ул. Подгорной живет бывший Вышинский иеромонах Пантелеймон (Дмитрий Евгеньевич Дерябин). Он тайно на дому исполняет требы: исповедует, причащает, крестит. С соседкой, у которой также было малолетнее дите, пошли к о.Пантелеймону. Пошли поздно, по темноте, чтобы никто не видел, иначе можно было крупно подвести уже отсидевшего за веру батюшку. Отец Пантелеймон оказался приветливым и без колебаний, в имеющейся у него купели, совершил обряд.

      Когда стали открывать Базевскую церковь, Илья Прокопьевич привел в дом дочери (по ул. Калинина, 86) о.Пантелеймона и сказал: «Пусть поживет у вас на квартире, а то ему от Цны далеко на службу ходить».

     Батюшка оказался в быту прост и скромен, очень любил детей, стал, как член семьи. Подрясник, немного необходимой одежды, служебные книжки, иконки - вот и все его имущество. Купель отдал в храм. Так он и проживал некоторое время в доме Будановых, пока его не перевели в другой приход.

    Илья Прокопьевич старостой был не очень долго, пост оставил по своему желанию, считая миссию выполненной, да и слепнуть стал. Тем не менее от дел до конца не отходил, будучи членом двадцатки.

     За благочестие Господь наградил Илью Прокопьевича Кирюшатова долгой жизнью. Он скончался 5 августа 1971 года в возрасте 84 лет в своем доме по Школьной улице, 28 и был похоронен на Базевском приходском кладбище, для приведения коего в достойный вид также немало потрудился.

     Верующие ходили по домам и собирали пожертвования на храм. Пожертвованием было все и, отнюдь, не одни деньги: доска, лист железа, кусок стекла, дверная петля, горсть гвоздей, икона, что-нибудь из утвари, церковная книга и т.д. Жертвовали даже скотину. Однажды кто-то привел и привязал к ограде телку - сделал подаяние, написав в записке, что желает остаться в тайне. Часть из бывшего по домам убранства вернулось на свои места. Внутри женщины отмывали церковь от скверны, мужчины, во Славу Божию, за­нимались ремонтом. Сообща вытаскивали оставшийся от мастерских двигатель самолета, железки, выламывали верстаки.

     Как-то во время работ здесь произошло необычное событие: у храма затормозил правительственного образца ЗИС-110. Из него вылез начальник Моршанского Стрелково-Минометного училища. Герой Советского Союза полковник Михаил Степанович Бочкарев и прошел внутрь смотреть на ремонт. С явным добрым интересом, обойдя все, он остановился у прибитого с правой стороны центральных ворот ящика с табличкой для сбора доброхотных пожертвований, а затем полез в карман и, вынув оттуда 50 тысяч рублей, опустил в него. Возобновители ободрились, так как фигурой в городе он был уважаемой и влиятельной. 

     Когда начались работы, у иконостаса отсутствовали не только иконы, но и сама рамовая основа почти всего верхнего «пророческого» яруса - сожгли его в печи военные. Находившийся в Моршанске на высылке и активно включившийся в процесс возрождения протоиерей о.Дмитрий Васильевич Нестеров нашел мастеров и они по уцелевшим фрагментам и словесным описаниям возобновили его практически в прежнем виде. Пустые глазницы закрыли досками и даже мешковиной, временно укрепив в них самые разнообразные иконы. Рамы в куполе, где ранее было цветное стекло, на тот момент выбитое и поворованное заколотили досками, как и многие другие окна Впоследствии, вместо него вставили обыкновенное, что, к сожалению, сохраняется и по ныне. Тогда-то, понятно, было не до излишеств и многое делалось незамысловато и по-крестьянски просто - главное, чтобы церковь ожила...

     Просфоры первое время по возобновлении, да и многие годы после, пекли бывшие насельницы разогнанных монастырей: мать Варвара (Фетисова) - из Прошина, мать Нектария (Ромашкина) - из Черниева, мать Акилина (Садохина) - из Мамонтова... Им добровольно ходила помогать, вставшая на монашеский путь дочь убиенного за веру священника о. Александра Виноградова Парфения.

     И вот настал торжественный долгожданный день первой службы. Первым настоятелем вновь открытой церкви назначили 62-летнего протоиерея Николая Васильевича Богоявленского, проживавшего в тот момент в с. Серповое. Раньше он служил в соседнем с. Пеньки, затем на различных приходах. В 1942 году за неуплату налогов был посажен в тюрьму на 1 год. Настоятельствовал в Базеве о. Николай чуть более года, а в 1942 году был переведен в с. Большое Пичаево.

    Когда  храм  освящал  архиепископ  Лука  (Войно-Ясенецкий),  собралось такое количество людей, которое вместил бы, разве что, Свято-Троицкий Собор, но, увы, не бывшая самая маленькая церковь города. Люди стояли и плакали не веря, что это совершилось. Была полностью заполнена вся прилегающая площадь, а Владыка с паперти благословлял народ.

     В три часа ночи 9 мая, объявили о победе в Великой Отечественной войне и чуть забрезжил рассвет в храм потянулись люди. Непрерывный поток продолжался несколько дней подряд. Шли мимо митинга на Октябрьской площади, шли с него, шли из ближних и дальних сел, деревень, шли коммунисты и репрессированные. Люди плакали от счастья: храм, открытый круглые сутки, как в преддверии Пасхи, все время был полон. В церкви не было свечей, и потому ставили обычные хозяйственные. Все верили, что беды и нестроения страны теперь закончились. Люди наивно были уверены, что и политика гонений на веру навсегда закончилась.

 

ИСТОЧНИКИ:

1. Е.И.Байгузова, 1905 Г.р. Рассказ, 2000 г.

2. Н.И.Буданова, 1912 г.р. Рассказ, 2000 г. '

3. В.В.Байгузов, 1929 г.р. Рассказ, 2000 г. (про разграбление).

4. А.П.ДОЛИН, 1924 гр. Рассказ, 20О0 г    ;

5. Л.Н.Солнцева, 1922 гр. Рассказ, 2000 г (про священство).

6. К.Г.Шитова, 1935 г.р. Рассказ, 2000 г.

7. Статья местной газеты "Смычка" № 48 (127) 1931 г.

8. Н.И.Бореев, 1922 г.р. Рассказ, 2001 г. (про колхоз).

9. Н.П.Крухтанов, 1929 гр. Рассказ, 2001 г. (про Крухтановых).

10. Л.Д.Ковалева, 1924 г.р. Рассказ, 2001 г. (про вещего сыча).

11. А.П.Васильева, 1922 г.р. Рассказ, 2001 г. (про приходы).

 

 

12. Интересные факты жизни прихода после открытия.

    

     Во времена возобновления в 1944 году не только храм, но и территория вокруг представляли грустное зрелище. Площадь, на которой он стоял, была практически лишена ограды. Был также практически стерт с лица земли некрополь за алтарем. Могила епископа Павла и так отмеченная до закрытия лишь деревянным крестом была лишена и этого. Та простенькая кованая ограда-решетка, что стоит ныне на могиле псаломщика Морева, по некоторым данным ранее стояла (еще до революции) совершенно в другом месте.

От главной ограды к моменту возобновления остались лишь некоторые пролеты и трехчастные ворота без крестов с восточной и северной сторон. Ранее, видимо, на них как и на воротах городского купеческого кладбища были луковицы с крестами, а над проездными арками на металлических дугах теплились лампады. Увы, в то время было не до шика: вместо луковиц долгие десятилетия стояли простые металлические кресты, а лампады более никогда не возобновлялись, хотя одно время на дуги вешали перед образами стеклянные светильники казенного типа. Ограду же вокруг сделали в виде простого деревянного высокого штакетника.

     Рушить всегда быстрее и легче, чем восстанавливать. Лишь с годами все вокруг начало оживать и приводиться в должный порядок. Без чистоты веры вся эта красота была бы прах и тлен. Именно возрождению силы веры в народе уделяли внимание многие батюшки. А сам храм, как говорят люди, ожил и стал буквально светиться теми простыми многочисленными подвижниками, прошедшими тюрьмы за имя Господне и несломленными. Первое время именно многие из них составляли твердый костяк прихожан.

     Особенно хочется отметить неустрашимого и несгибаемого борца за открытие Свято-Троицкого собора Николая Михайловича Ивлиева смело и безо всяких обиняков обличавшего безбожную гражданскую власть. В храме он в то время входил в состав ревизионной комиссии. В результате, своими письмами во все инстанции он разозлил местную власть до такой степени, что она надавила на церковную - и его из двадцатки убрали, а затем и вовсе в 1954 году упекла с глаз долой в психбольницу. Церковь тогда находилась под постоянным неусыпным наблюдением, и когда мать Нектария стала во время службы собирать деньги на помощь праведнику, об этом сразу доложили «куда надо», и власть потребовала уволить с должности просфорни и ее.

     Моршанская прозорливая схимонахиня мать Херувима (в миру Мария Леонтьевна Евсютина 30.07.1897 - 11.03.1975) посещала храм тайно с наступлением темноты обычно под Пасху и Успение Пресвятой Богородицы, когда прикладывалась к плащанице.

     Рядовые верующие обыватели поначалу опасались ходить в храм, совершать в нем требы. Детей многие во избежание неприятностей предпочитали крестить на домах, а если в церкви, то записывали на чужие фамилии. Не для кого в городе не было секретом, что за приходом ведется слежка, что данные по требам изымаются и передаются по месту работы для разбора. Конечно, срок за это уже не дали бы, но выгнать со службы вполне могли.

     По крупицам собиралось вновь убранство разоренного храма, по каплям возвращалось его прежнее благолепие. Иван Степанович Девятов, бывший регент Казанской (Новой Никольской) церкви в Барашеве принес ноты, по которым пели еще в том, уже уничтоженном храме. Матушка Елизавета Владимировна Бодрова, жена сгинувшего в сталинских лагерях настоятеля Александро-Невской церкви в Кочетовке иерея Николая, принесла ризу, епитрахиль и поручи убиенного мужа. Татьяна Николаевна Никифорова, жена новомученика протоиерея Николая, будучи очень искусной в шитье, изготавливала для храма воздухи на чаши, покрывала, ризы, епитрахили. Сама их вышивала. Сделанные с верой и любовью вещи выглядели очень красиво, а некоторые в храме и по сей день.

     Когда храм передали верующим, внутренняя роспись стен представляла плачевное зрелище: обшарпанная, местами фрагментарно содранная, «украшенная» нецензурными глумливыми надписями, глаза у некоторых святых выцарапаны. Словно безбожие, не в силах замарать святую жизнь подвижников таким образом пыталось осквернить их лики. Забыли видимо кощунники, что стирая образ Господень, стирается и образ человеческий.

     Первую реставрацию живописи, по существу все переписав, выполнил брат матушки новомученика протоиерея Николая Никифорова Владимир Кутлинский: принявший за веру крест пастырь при жизни был ему за отца и он его посыновьи любил.

Владимир Николаевич, учившийся художественному ремеслу еще до войны в Москве, впоследствии связал свою жизнь с иконописью, много трудился в Загорске.

     Отдельно немного хочется сказать о причте возобновленного храма, с коим ему определенно повезло. Все пастыри были люди глубоко верующие, мудрые стойкие и мужественные, закалившие свою веру кто на фронте, кто в застенках. По существу, им пришлось во многом как во времена дикого язычества вести миссионерскую деятельность в условиях враждебного окружения. Став благочинным, протоиерей Дмитрий Нестеров, несмотря на разоренное здание самой церкви, оказывал большую помощь обращавшимся к нему вдовам, сиротам погибших солдат. Следующий благочинный о.Иоанн Кринов очень заботился о том, чтобы люди из церковных семей не отходили от храма, старался помочь женам, детям новомученников. В частности, видя бедственное материальное положение вдовы убиенного за веру в застенках священника с.Чернитово о. Иоанна Сидорина, он взял ее на работу в храм псаломщицей. На этой должности Викторина Ивановна и была практически до самой своей кончины (28.10.1905 - 14.9.1971г.)...  В 1949 году, в настоятельство протоиерея о.Александра Гладкого на Крещенье был проведен Крестный ход для освящения воды в реке Цне. Произошло это не в самом городе, пригородном селе Коршуновка. Сразу от властей последовал жесткий запрет на подобные действия, так как собралась огромная масса верующих. Более до сего дня базевским причтом Иордань на реке не освящается. Водосвятие совершается в самом храме.

    К сожалению, со старостами храму везло не так часто: из-за закамуфлированных гонений была большая текучка и на это место не всегда попадали люди искренне верующие и честные.

     Еще до 1917 года в Никольской церкви, как наверное и во многих других, существовал обычай: мужчины на службе стоят с правой стороны, а женщины с левой. Ближе к клиросу кучкой стояли самые заслуженные седые бородатые старики. По не писаному правилу обычным мужчинам находиться здесь не разрешалось. С противоположной стороны, в этом месте, отдельно от мирских женщин, стояли монашест­вующие. Это место прихожане нередко называли между собой "монашеский угол". Немало подвижниц после войны купило домики в округе и поселилось вокруг церкви, без которой не мыслили себе жизни. Первый послевоенный хор сплошь состоял из них.

      В 1953 году в храм поступил сослужащим священником иерей Павел Яковлевич Гулынин, вернувшийся из 10 летней ссылки на Колыме за веру. Своей искренностью и неординарностью он сразу приковал к себе внимание прихожан и подвижников того времени, ставших у него духовно окормляться.

     В селе Ялтуново Шацкого района несли свой жизненный подвиг три Божиих девицы Анисия, Матрона и Агафия Петрины. К этому времени они также прошли застенки за свои убеждения, а вернувшись продолжали жить по Божиим Заповедям. Матрона и Агафия пели в храме Николая Угодника в Шацке. Церковное вино было тогда большим дефицитом и будущие прославленные своей прозорливостью старицы ходили за ним за 75 километров в Моршанскую церковь. Обычно их поход занимал два дня. В городе они ночевали в гостеприимном доме о. Гулынина и матушки Серафимы Ивановны. Наутро, посетив службу в Базевской церкви, отправлялись назад. Бутыли с кагором несли на себе, привязав к телу и надев что-нибудь сверху. В случае их поимки власть могла использовать это как повод для новых преследований...

      Если в прежнее время храм посещало большое количество мужчин, отличавшихся особым ревностным отношением к вере, то после войны, постепенно, основным костяком прихожан стали женщины: стойкими они оказались ко всей травле и лжи против православия.

Они с годами заняли ранее традиционно мужские должности в приходе: старост, регентов, псаломщиков.    

    Когда-то самый маленький храмик Моршанска, единственная в городе Никольская церковь сразу стала тесна для массы обратившихся после ВОВ к вере людей: слева в углу трапезной стоял канун, далее, ближе к алтарю у клироса - Крест-Голгофа, справа шла;   •--исповедь, а посередине стоял гроб для отпевания и порой не один - такова картина.

    Мало кто даже из старых постоянных пpихoжaн знает, что церковь сия имеет еще одного небесного покровителя – Иоанна Крестителя. В те годы, чтобы хоть как то разгрузить переполненный храм, местное священство обратилось к правящему архиерею с просьбой разрешить служить две литургии. Так как на одном престоле в один день это запрещено делать Вселенскими правилами, то сделали дополнительный, приставной престол, который освятили в честь этого святого. На нем по сей день служится поздняя, когда он приставляется к основному. В другое время он стоит в алтаре у правой стены.

    Большие ремонтные работы, а также строительство для распространения (церковь по-прежнему не могла вместить большого количества прихожан) теплого левого Казанского (1957 г. - для таинства исповеди) и правого Петра и Павла (1959 г. -для отпевания) пределов, а также роспись были произведены во второй половине 1950-х годов, во время настоятельства протоиерея о.Павла Семеновича Торопцева (1907-1975) (в 1958 году уполномоченный совета Заворыкин в одной из справок указал: стал говорить, что можно было категорически отказать строительство боковых пределов и не вызвать неудовольствия верующих, но это не было сделано». Об священнике Павле Семеновиче Торопцеве он указывает: расторопный, умеет расположить к себе собеседника. Реакционен, настроен плохо - он хотел бы, «чтобы духовенство, церковь не находились под контролем, чтобы она была государством в государстве), из-за чего он, фактически, был снят с должности местным советом по делам религии. Но церковь расширилась, и ее вместимость увеличилась в два раза (на 80-100 кв. м).

     Одному Господу известно, сколько в действительности претерпел скорбей о.Павел обустраивая и распространяя храм. Лес под строительство, а тем более церковное, в то время выписать было практически невозможно. Евдокия Прокофьевна Насонова, родившаяся в верующей семье в соседнем селе с батюшкой Павлом, имела ордер на бревна, данный под строительство дома. Как истинная христианка Евдокия отдала ордер протоиерею Павлу, сама оставшись проживать в маленькой комнатенке на Интернациональной улице города. И в этом она была не одинока - нашлись и другие люди поступившие также. Отец Павел ездил на лесосеки сам, и путем личного обаяния и дипломатических способностей, ему удавалось брать стройматериала более чем значилось в накладных. Это был сильный риск, так как за добытые похожим путем чугунные батареи отопления, протоиерея Торопцева чуть не посадили в тюрьму.

     В это время видимо врагами веры был пущен слух о том, что он и староста Ксенофонт Васильевич Галкин сильно нажились на этом и одновременно возводят для себя жилье, списывая расходы на приход. Недоброжелатели передавали эту не имеющую никакой реальной основы сплетню из уст в уста, всякий раз пополняя живописными подробностями. Как обстояло дело в действительности, до поры знали очень немногие.

     В от момент ни о.Павел, ни Галкин о коттеджах и не помышляли. Когда работы уже приближались к концу, стало понятно, что обираемый непомерными налогами храмик не в силах расплатиться за прирубленные пределы, а помощи было ждать не откуда. Назревал большой скандал, в который неминуемо должна была вмешаться местная власть: как это так, церковь в' наглую эксплуатирует и обманывает трудовой люд? Пребывая в глубоко расстроенных чувствах, о. Павел решил полностью положиться на волю Господню. В ночь он долго молился, прося Творца и Николая Угодника не оставлять приход без своей защиты и помочь все устроить.'

Утром, идя на службу по улице Калинина, он заметил, что к нему направляется какой то незнакомый улыбающийся мужчина:         

-А я в храм заходил, а вас нет, - сказал тот, подойдя под благословение. - Это вам. С этими словами незнакомец сунул ничего не понимающему о.Павлу в руки какой то сверток, и пошел прочь. Даже имени своего не назвал.

     Когда изумленный батюшка развернул пакет, то увидел внутри очень большую сумму денег. Их хватило чтобы полностью рассчитаться с рабочими и за материалы. Впоследствии о.Павел ив проповедях поминал этот случай, указывая как промыслом Божиим все устроилось.

     В 1958 году внешне церковь Никольская была  благоустроена, окрашена масляными красками, написаны иконы святок. Внутри расписана изображениями святых и красивыми орнаментами.

    Из шлакобетона в ограде церкви построен гараж для автомашины размером 55 кв. м и помещение квартиры для шофера. В это время была приобретена и сама автомашина. Рядом построено полуподвальное помещение под прачечную размером 6 кв. м. С декабря 1958 г. по март 1959г в храме проводилось центрально-водяное отопление.

     В 1960 году заместитель председателя исполкома П.Гаузов в секретном письме от 2 августа № 3-19/с пишет прокурору Тамбовской области тов. Николаеву В.В. о возбуждении судебного дела по изъятию легкового автомобиля у Никольской церкви по причине - при­обретено без разрешения уполномоченного, хотя уполномоченный А.Заворыкин об этом давно знал. Церковь судиться не стала. По телефонному звонку было приказано отогнать автомобиль в указанное место. Покоряясь смиренно властям, без всякой оплаты и передачи Родитель церкви отогнал «Победу» в указанное место.

     Первого мая 1954 года Указом преосвященного Иоасафа (Журманова), епископа Тамбовского и Мичуринского в штат храма назначается священник Павел Гулынин, который в дальнейшем станет настоятелем и благочинным Моршанского округа.

      Отец Павел Гулынин с 1937 года по 1957 год провел в лагерях ГУЛАГа. (О его жизни можно узнать из книги Л.Шикуновой «Житие схимонаха О.Павла в западне Российского безбожия». В посвящении сказано: «О жизни одного, но в память всех Российских новомучеников»,)

«Гостеприимный дом его всегда был открыт для людей, прихожане уважали священника и нередко заходили к нему побеседовать, У него останавливались владыки: Иосаф, Иннокентий, Питирим, Дамаскин, Ионафан, Михаил, Валентин, Евгений и другие. Тянулись люди к свету его доброго и умного слова».     

    Отец Павел, одаренный прекрасным голосом обладал редким даром молитвенного пения, он организовал прекрасный церковный хор, вместе с детьми и внуками совершал паломничество по святым местам, много времени уделял чтению Слова Божия и Жития Святых, с удивительным смирением переносил он все недуги, скорби, страдания, а их у него было немало. До конца дней своих он так и не смог забыть странных тех лет заключения, арест, допросы, пытки. Через всю жизнь о.Павел пронес истинные ценности, которые во всей полноте открылись ему в годы проведенные в ГУЛАГе. В 1966 году он был реабилитирован, но узнал об этом только в 1982 году, так до конца дней своих и не узнал за что был осужден в 1937 году.

     В 1960-е годы в храме регентовал совершенно необычный человек Иван Андреевич Дьяков.

    Иоанн Андреевич родился 14 сентября 1881 года в дворянской семье. Был до конца ВОВ в иммиграции с казаками в Трехречье, в Харбине, выполняя миссию проповедника и учителя среди эмигрантов и терпя мучения за веру Христову от японцев, под игом которых находилась тогда Манжурия. Затем, по словам знавших его людей, прошел уже советский ГУЛАГ, после которого с благословения епископа Тамбовского и Мичуринского Михаила (Чуба) и попал в Моршанск. Обладая отличным слухом, устроился в Никольский храм регентом. У нас в городе он и написал биографичную книгу «О ПЕРЕЖИТЫХ В МАНЧЖУРИИ СТРАДАНИЯХ ЗА ВЕРУ И ОТЕЧЕСТВО». После рукопись долгое время хранилась в семье о.Павла, Гулынина и недавно была издана по благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия.

И. А. Дьяков скончался в Моршанске 22 августа 1969 года и был погребен на Базевском кладбище.

     В это же время, оторванная государством от прямых конкретных дел милосердия и благотворительности, церковь вынуждена «добровольно» перечислять большие суммы в пресловутый Фонд Мира - своеобразный штраф от власти за свое существование. На что они расходовались никому было не ведомо, но за отказ заплатить сей оброк могли после­довать кары вплоть до закрытия прихода. Батюшкам под угрозой штрафа запрещалось выходить на улицу в подряснике. И все равно ходили, правда делая для этого крюк по окольным улицам от дома к церкви.

    Многим ныне как по Руси, так и в Моршанске известно имя схиархимандрита Питирима, старца из монастыря Рождества Богородицы в Санаксарах. Однако наверное никто не знает, что о.Иоаникий Перегудов (так тогда звали старца) в 1969 году по особому разрешению служил три дня в Базевской церкви.

    С послевоенных времен и до середины 1980-х годов на правом клиросе 1-м дискантом пела Надежда Михайловна Киселева двоюродная племянница священномученика Русской церкви новых дней митрополита Киевского Владимира (Богоявленского). Приезжая к сестре в Моршанск также пел на клиросе, а иногда читал в храме Апостол ее брат священник из села Салтыково Мордовии о. Василий Богоявленский.

      В 1970-е годы территория вокруг была огорожена металлической оградой простой сварной работы с каменным цоколем и столбами (от нее и поныне стоят створки ворот с запада и точно такая же, но чуть пониже изгородь вокруг часовни - И.О.). В начале лета 1987 года ее сменила такая же не очень сложная, но более высокая и величественная, установленная к празднованию 1000-летия Крещения Руси.

     Основной 3-х ярусный иконостас в храме долгое время оставался самых непритязательных форм, с очень скудными украшениями, среди которых почти отсутствовала резьба. Из-за этого он смотрелся блекло по сравнению с более украшенными иконостасами - новоделами приделов. Нарядили его в разные ажурные одежды в конце 1970-х годов во время настоятельства о. Павла Яковлевича Гулынина (1901-1989 г.г).

      О.Павел дружил с настоятелем храма Сергия Радонежского в селе Эммануиловка Шацкого района о. Георгием Глазуновым (у которого в храме в настоящее время находятся мощи Святителя Феофана, Затворника Вышинского).

     Однажды О.Павел с новым председателем церковно-приходского совета Александрой Степановной Щемонаевой (в иночестве Ангелиной) поехали туда.

      В разговоре о делах о.Георгий сказал, что у него есть лишняя и ненужная отделка на иконостас. Вроде из какой-то порушенной церкви и предложил забрать ее просто так в подарок, без всяких денег. Резьбу в мешках перевезли в Моршанск. На ее установку приехал сам о.Георгий с

опытным мастером, который трудясь по ночам, быстро выполнил работу. Самое интересное, что детали почти без трудоемкой подгонки встали по своим местам, будто сюда и были сработаны. Основу иконостаса выкрасили в белый цвет, а резьбу в золотой С  этого момента внутреннее убранство наконец-то приобрело должное благолепие.

     Ныне часть бывшего более простого убранства передано в строящуюся Никольскую, церковь села Коршуновка.

     Впоследствии, когда в начале 1980-х годов заказывали в мастерских Москвы резные: сени на плащаницы, сени с рамами на иконы Покрова Божьей Матери и «Всех скорбящих Радость» у иконостаса, а также большую раму на образ Святителя Николая и аналои, то , дополнительно сделанные четыре красивых аналоя отвезли в Эммануиловку и подарили в  храм о.Георгия.

     Во время подготовки к открытию в Никольскую церковь добрыми людьми было пожертвовано очень много старинных писанных и разнообразно украшенных икон. Среди них находился и образ Божьей Матери «Достойно Есть», ранее бывший в Никольской церкви слободы Коршуновки и очень почитавшийся. Икон было так много, что местами стены были увешаны ими сплошь.

      К сожалению, за прошедшие 55 лет храм неоднократно грабили, унося самое ценное и высокохудожественное. Последний раз это случилось зимой 1994 года прямо перед Рождеством Христовым. Воры, взломав замки, унесли серебряный крест, пару икон в окладах из такого же металла и кое-что по мелочи. Образ же «Достойно Есть» пропал таинственно без всякой кражи в 1992 году. Несколько десятилетий на главном куполе стоял тот самый обыкновенный сосновый, обитый полосками жести крест, что водрузили в конце войны. В 1987 году его поменяли на ажурный металлический, работы народного умельца Александра Петровича Долина (сына старосты Базевской церкви в конце 20-х годов Петра Федоровича Долина). Когда настоятеля митрофорного протоиерея о.Павла Гулынина спросили, что делать со старым, он то ли в шутку, а то ли всерьез сказал: «А вот умру, на могилу мне его и поставьте»,

      В 1988 году овдовевший о.Павел принял по благословению Архиепископа Тамбовского и Мичуринского Евгения монашеский постриг. Чин пострига в великий ангельский образ совершили о.Иосиф и игумен о.Авелий настоятель Рязанского мужского монастыря Иоанна Богослова. Они постригли о.Павла в великую схиму с именем Павел в честь при Павла Послушливого и первыми вознесли о нем молитву, как о схимонахе Павле.

     Третьего апреля 1989 года в 8.30 утра его душа тихо отошла ко Господу. Чин отпевания совершил в Николаевском храме сам архиепископ Тамбовский и Мичуринский Евгений в сослужении архимандрита Полихрония, о.Николая Апостолова, о.Николая Торопцева (сын Павла Торопцева), о.Василия Шароватова.

      Со времени открытия на церковном некрополе за алтарем гражданская власть, несмотря на желание верующих не разрешала никого хоронить. Посему, погребли этого достойнейшего пастыря на Базевском кладбище. Множество верующих, скорбящих от утраты горячо любимого духовного пастыря, пришли проводить его в последний путь. Его скромную могилку посещает множество верующих - как окормлявшихся у него, так и не знавших его при жизни. И по успении он служит делу укрепления веры в людях, незримо утешая и укрепляя их.

        Крест с церковной луковицы простоял на могилке схимонаха Павла 10 лет, пока весной 1999 года не был спилен и повален хулиганами. Диавол, не сумев победить праведника при жизни, попытался отомстить ему таким образом руками прислужников своих по смерти...

      Крест на шпиле колокольни так и остался доныне простой столярной работы, вероятно, тот, что был здесь еще до войны.

       В 1980-х годах в храм, провели газ. С устройством нового водяного отопления возникли определенные проблемы, к счастью счастливо разрешенные: специалисты Горгаза, в соответствии с ГОСТом, требовали, чтобы дымовая труба была чуть выше верхней точки здания, то бишь креста.

      Очень удачными в оформлении храма можно назвать бронзовые изгороди, установленные внутри в два приема: в 1980-х годах вокруг плащаниц и в 1999 году по линии амвона.

      В 1989 году Великим постом храм пережил очень большой ремонт, во время которого была полностью переписана выполненная в 1950-х годах по ДВП роспись, причем с изменением сюжета.

      К неудачным переделкам в Никольской церкви следует отнести следующее: застройку и так ставшей после ВОВ небольшой территории самого храма практически со всех сторон вспомогательными помещениями (крестильня, просфорня, пошивочная с севера и Архиерейский дом с востока), из-за чего здание церкви теперь невозможно разглядеть це­ликом, слом каменных ворот с северной стороны весной 1987 года (заменены трехчастной кованой аркой - И.О.) и обшивку полностью всех наружных стен храма кровельным железом.

     Из всего перечисленного, последнее еще и вредно для здания. Во-первых, это серьезно исказило облик церкви; во-вторых, в случае неминуемого проникновения влаги за обшивку из-за трудности испарения, особенно летом, создается благотворная атмосфера для гниения и размножения жучков-точильщиков; в-третьих, на что пошло очень много железа, выписанного с большим трудом в Москве во время всевозможных запретов на церковное строительство и вместе с затратами на работу вставшее в очень крупную сумму и, в-четвертых, обшивка мешает выправить покосившуюся на южную сторону ко­локольню.

       Как говорят, протоиерей о.Павел Гулынин был против того, чтобы зашивать церковь в этот металлический панцирь, считал его излишним, но уже будучи преклонного возраста и тяжело болея, уступил уговорам членов церковного совета и в 1986 году работы были сделаны.

      В 2000 году единственные сохранившиеся каменные ворота украсили пятью ажурными луковицами оцинкованного железа, после чего наконец-то приобрели красивый, законченный и живописный вид.

      К сожалению, очень многие годы Никольская церковь была слабоголосой. Колокола, что принесли сюда прихожане были хоть и бронзовые, но небольших размеров. Из за этого издаваемый ими звук был слаб, и уже к середине ул. и.м. Калинина его было неслышно.

     Часть из них со временем пришла в негодность: лопнула или отвалились языки. Был лопнут и самый большой из них, отлитый в конце 19 века в Ярославле, имевший весу 2 пуда 38 1,2 фунта (менее 50 килограмм). Его заварили, но очень неудачно, после чего звук стал и вовсе дребезжащий. В то время не было колокололитейных заводов, и потому заказанные частным порядком два колокола вышли очень неудачными. Во первых сплав для них использовали типа алюминия, а во вторых у большого вскоре отвалился язык, а звук малого был далек от идеала.

      Тем не менее и на таких неказистых и инструментах звонари добивались красивого звука. Многие годы заведовала звонницей мать Евдокия (в миру Евдокия Даниловна Клейменова 19.08.1917 - 24.02.1999 гг.)

      Переселившись после войны в Моршанск из с.Васильево Пичаевского района, она по благословению прозорливой схимонахини Херувимы (Евсютиной) купила домик на Новой улице и с 1960-х годов находилась при храме. Звонарем была «от Бога», и призывала учиться у нее этому искусству. К сожалению, схимонахиня Евгения (таково ее имя в тайном постриге) немного не дожила до обновления звонницы.

    Пасха 2001 года была для прихожан Базевской церкви вдвойне радостной. В Великий четверг на колокольне шла суета: рабочие АО МТФ вешали новый колокол весом в 200  килограмм. Подаренный руководством табачной фабрики по инициативе ее генерального директора Ю.В. Петрова, он был изготовлен на заводе В.КАнисимова   в Воронеже. Надпись на нем гласит «Сей колокол отлит для храма Святителя Николая г. Моршанска». Это позволило сформировать неплохой звукоряд из шести колоколов. Первый раз за многие десятилетия сильный, красивый и мощный радостный звук плыл над Базевом.     

     Висящая с левой стороны западной паперти мраморная доска сообщает, что церковь является памятником архитектуры. Дело в том, что 5 января 1979 года решением облисполкома № 511 Никольская церковь в Базеве внесена в список зданий «Охраняемых государством как памятник, областного (ныне местного, так как предыдущее звание повсеместно упразднено - И.О.) значения». Т.е. государство еще тогда невольно признало, что церковное наследие является нашим общим сокровищем, которое надо беречь.